Колбасная эмиграция | страница 17
— Начальник ОВИРа сейчас в отпуске. Если вы согласны, вас примет его заместитель, — произнесла средних лет женщина в офицерских погонах.
Вот это Москва! Согласен ли я встретиться с заместителем начальника Всесоюзного ОВИРа? Да я согласен встретиться с дворником, лишь бы разрешили. «Согласен!» — отвечаю.
Нас с женой пригласили в небольшой, практически пустой, кабинет. Стол, два стула. Портрет Андропова на стене. За столом сидит зам. начальника. Охранник стоит за его спиной. Все так же, как и в Черновицком ОВИРе: наглаженная синяя рубашка, стальной взгляд голубых глаз абсолютно правого человека.
— Что у вас? — вежливость уже была на вооружении КГБ. Никаких криков, сталинского выворачивания рук, угроз.
— Прошу помочь нашей семье воссоединиться. Престарелые родители, малые дети, помогите, пожалуйста.
— Давайте ваше заявление, мы рассмотрим его. Ответ получите в течение 30 дней через местный ОВИР. Все! Встреча закончена.
— Престарелые родители, малые дети, помогите, пожалуйста, — стараюсь выжать из встречи еще хоть что-нибудь.
— Вы повторяетесь. Я же сказал, ответ через месяц в… (зам. начальника посмотрел в бумажку) Черновицком ОВИРе.
Все правильно, — подумал я, — откуда столичному человеку знать про Черновцы, Гомель, Бельцы, Бобруйск, Житомир.
Мы потоптались, поняв, что ехали совершенно напрасно, что система монолитна, брешей нет. Результат ноль.
В Москве мы пробыли три дня. Посмотрели Красную Площадь, Кремль. Все было красиво и величественно. Не знаю, для чего нам это было нужно, но мы пошли в мавзолей Ленина. В те времена все приезжающие в Москву шли в мавзолей.
Огромная очередь движется довольно быстро. По сторонам военные. Всех поедают глазами милиционеры, стоящие по обе стороны очереди. Ну, думаю, знают же, что мы собрались в Израиль, сейчас задержат. Но, нет. Нас пропустили, но почему-то задержали молодого белокурого русского парня впереди нас.
ГУМ, ЦУМ, ели бутерброды с икрой на Красной площади, посетили выставку достижений народного хозяйства, побывали вечером на каком-то концерте. Все. Уезжаем домой. Нам в Москве больше делать нечего.
Через месяц меня вызвали в наш местный ОВИР.
— Жаловаться на нас ездили в Москву?
— Я не жаловался. Мы хотим уехать. Поэтому и ездили, просили помочь.
— Значит жаловаться… Вам опять отказано. Следующее заявление можете подать через шесть месяцев, начиная с сегодняшнего дня.
Мы поняли, что ни Москва, ни Черновцы слезам не верят.
Евреи — неевреи