Чудом Господь сохранил меня. Из ста сорока человек,участвовавших в том бою, уцелело только тридцать шесть.Но вскоре я начал забывать об обещаниях, данныхБогу. Я продолжал жить по обычаям этого мира. Тольконесколько первых дней я находил силы держать себя встрахе Божьем.
Девятнадцатого августа того же года, в пять часовутра, на поле между деревнями Яковлевка и Лощихино(на Смоленщине), у подножия высоты 265.7, покрытомтрупами двух сибирских полков, смерть снова заглянуламне в лицо. И я снова повторял известные мне молитвыеще более усердно и настойчиво. «Моли Бога о мне,святый угодниче Божий Николай...» – была моейпостоянной молитвой.
Мне стыдно было поднять очи к небесам, и потомуя нашел посредников в Николае Чудотворце и ДевеМарии.
Но вот опасность миновала, а моя жизнь по-прежнемухромала на оба колена. Картежная игра в условиях фронтастала моим излюбленным занятием.
Порой я просиживал ночи в землянке, за примитивнымстолом, среди шумных и безразличных к жизни людей.Два духа, живших во мне, продолжали войну. Одинговорил: «Делай! Это приятно. Это хорошо».
А второй: «Разве ты забыл двадцать второе июня идевятнадцатое августа? Разве не ты давал обещанияГосподу этого больше не делать?»
Печально было, что победу одерживал нехороший дух,гость с дурной славой. Он умел так хитро успокоить иубаюкать, что мне ничего не оставалось, как дать емуруку и черное назвать белым.
Как мало прожито,Как много пережито.
Надсон
Скучная серая осень. Под хмурым дождливым небом,на изрытой снарядами земле, в деревянном бараке, словнов гробу, люди ожидали смерти.
Мир для меня не существовал. Была война, грозная,суровая бойня. Был начальник лагеря Густав Компас,немец с редкими, торчащими, как у кота, усами. Былимолчаливые, всегда серьезные «вахманы». Была жестянаябанка для супа, висевшая на нарах у изголовья. Рядыколючей проволоки паутиной опутывали небольшой квадрат земли. Вышки для часовых по углам лагеря для военнопленных были похожи на грибы. Низкие деревянныебараки врастали в землю, словно им было очень холодно.А на вышках пулеметы черными глазами стволовугрожающе обозревали людей.
Вечером пленные возвращались с работы, поддерживая под руки ослабевших. Небо заволакивалось сплошными темно-серыми тучами. С востока дул холодныйветер. Часовой у пулемета натягивал на голову капюшони трижды ударял в кусок рельса. Тогда внутри лагеряпрекращалось всякое движение. По нарушителям этогоприказа часовые стреляли без предупреждения. Часовые,как мокрые куры, втягивали головы в плечи и расхаживалипо тесным площадкам, ожидая смены.
