Пропадал и нашелся | страница 4
– Удивительно способный юноша, но ужаснейшийлентяй, – на последних словах он сделал особое ударение. – Зачем ломиться в окно, если есть дверь?!Прозвенел звонок, а я все стоял перед учителем, выслушивая его строгие наставления.Он не знал, что в ту минуту темно-серая рублеваяассигнация была для меня интересней самой интереснойгеометрической задачи.
Глава 2
Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его! Рим. 11:33
В конце концов я оставил студенческое общежитие иснял дешевую комнатушку в отдаленном и глухом районегорода.
Помню холодный январский день. Я простудился ивернулся с занятий раньше обычного. Уже во дворе яуслышал звуки грустного и трогательного пения. Онодоносилось из комнаты моей хозяйки – одинокой старушки лет шестидесяти. Ее старый, покосившийся домиксостоял из двух комнат и нескольких коморок. Однузанимал я.
Прасковья Ивановна, так звали хозяйку, любила днямисидеть в своей комнате и пить душистый липовый чай.Стены другой комнаты были увешаны изображениями«святых угодников» и другими иконами.Услышав это необыкновенное пение, я приоткрылкомнату Прасковьи Ивановны. Несколько стариков истарушек стояли перед большой иконой, изображавшейДеву Марию с Младенцем на руках. Человек, облаченныйв черное, стоял на коленях.
Стараясь не нарушить тишину, я осторожно прикрылдверь и прошел в свою «келью». Было ясно, что здесьпроходило тайное богослужение.
К тому времени в городе не осталось ни одной церкви.Церковные здания власти использовали «для нужднародного хозяйства и культурно-просветительнойработы», устраивая в них склады, клубы, школы, избычитальни и прочее.Я сел у окошка и принялся разглядывать улицу. Молчаливые деревья бесшумно осыпали иней. Предзакатноесолнце косыми красными лучами скользило по крышамсоседних домов. На сердце лежала непреодолимая тоска.Голодный желудок и холодная «келья» действовали надушу удручающе. И я еще раз увидел, насколько безрадостна и неинтересна жизнь человека на земле.«Вот за стеной люди молятся Богу. У них хоть вера есть.Значит, есть и надежда. А у меня что?» – рассуждал я.Я принадлежал к категории людей, считавших религию«опиумом для народа» (по выражению Ленина). Но вэту минуту у меня появилось желание открыть дверь ивместе со старушками стать на колени, чтобы рассказатьБожьей Матери, как тяжело мне жить на свете. Хотелосьрассказать Ей все, как рассказал бы своей матери, еслибы она вдруг встала из холодной, занесенной снегоммогилы.