Не знаю, почему я так хотела его прощения, больше, чем чьего-либо ещё. Может потому, что он всегда смотрел на меня немного иначе, чем на Оливера. Я была типичной перворожденной: зрелой, неизменно послушной. Я никогда не задавала родителям вопросы. Я делала, что говорили. Я стала ответственной в юном возрасте и повзрослела быстрее, чем мои сверстники. Мои достоинства заслужили мне уважение.
Теперь же отец смотрел на меня иначе. Я не была хорошим подростком. Я была просто подростком. Думаю, для него это стало скорее разочарованием, чем ещё чем-то. Ему не хотелось иметь обыкновенную дочь. Ему хотелось необыкновенную. А я такой не была. Я была несовершенна, с не до конца развитым сознанием, обычным подростком, совершающим ошибки. Полагаю, теперь папа перенаправил свою энергию на Оливера в попытке переплавить его в то, чем я быть не смогу: идеальным супер подростком.
Я завезла папе его кофе и задержалась ненадолго в его офисе. Он был бухгалтером, его мир был наполнен числами. Внезапно меня осенило, что папа вполне мог бы предложить мне помощь с матанализом. Он был математическим гением. Так почему же он не предложил? Не то, чтобы я жаловалась. Дополнительные занятия были причиной трех дней в неделю на машине. Но почему он не спросил, не нужна ли мне его помощь?
— Не трогай это, Кейденс, — услышала я позади. Я замерла, палец завис над иголкой кактуса.
— Почему?
Папа сел за свой стол:
— Во-первых, потому что я так сказал. А во-вторых, потому что ты поранишься.
— Я не собиралась пронзать им свой палец, — ответила я, усмехаясь.
Это был огромный шип – около трех дюймов длиной – и я просто хотела увидеть, насколько колючий кончик. У меня не было в планах калечиться, но на мгновение я вообразила себя Спящей Красавицей, готовой коснуться спицы веретена, моя отчаянная надежда заснуть глубоким сном и испариться из реальности.
— Ты домой собираешься? — спросил папа.
— Пытаешься от меня избавиться? — легко ответила я.
— Я занят, Кейденс.
— Знаю.
Боже, я и впрямь не нравилась ему сейчас. Что ж, подумала я, сейчас такой же подходящий момент, как и любой другой.
— Почему я хожу на дополнительные занятия, если ты и сам мог бы помочь мне с математикой?
Папа прочистил горло.
— Что?
— Ты весь день работаешь с цифрами, — продолжила я. — Почему ты не предложил мне помощь?
Папа выглядел раздраженным и неловко поерзал на стуле.
— Ты не просила.
Довольно справедливо. Но мне хотелось произнести слова, пока у меня хватало на это смелости.
