Это была большая, величайшая ложь. Папа бы ни за что в жизни не принёс мне ланч.
— Будешь есть? — спросил он, садясь рядом со мной.
Все, что я могла сделать, это кивнуть и уставиться на него. Мистер Коннели хмыкнул и полез в пакет, достав оттуда чипсы, сальсу и большое буррито.
— Твой папа взял тебе с курицей, — добавил он. — И с гуакамоле, — в его словах звучал вопрос.
— Я люблю курицу, — ответила я. — И обожаю гуакамоле.
— Отлично, — в его голосе слышалось облегчение, словно он правильно сделал для меня заказ.
Я посмотрела на Николь и Райли, у которых на тарелках лежали мокрые, неаппетитные кусочки столовой лазании, и снова взглянула на свою еду, зная, что ни за что не смогу съесть это одна. Я ощутила легкое урчание в животе – то, чего не было уже долгое время, но это не тот голод, что смог бы смести всю эту еду.
— Вы не хотите, ребята? — спросила я.
Они смотрели на меня, нахмурив брови.
— Я не съем всё это сама, — добавила я. — Николь, дай мне свой нож.
Она протянула мне его, и я разрезала буррито на три части, пока не вспомнила о мистере Коннели.
— Я не хочу, — ответил мистер Коннели, когда я извинилась перед ним. — Но спасибо, Кейденс.
Не знаю, почему он не хотел есть то, за что заплатил. И не знаю, почему он вообще принес мне все это. Неужели вчера в церкви, когда папа отклонил моё предложение об обеде, я выглядела настолько отчаянно и разочарованно? Я пыталась проигнорировать странность ситуации и передала Райли и Николь кусочки моего буррито. Чипсы и сальсу я подтолкнула к центру стола. Мы все подсели поближе, чтобы доставать до чипсов, и в процессе я случайно толкнула мистера Коннели. Я пробормотала извинение и вгрызлась в самый лучший ланч, что я когда-либо ела в школе.
***
Я решила, что правилом хорошего тона было поблагодарить мистера Коннели за то, что он купил мне ланч, но мне было слишком стыдно делать это с глазу на глаз. Вместо этого, я пропустила шестой урок истории и написала ему благодарственную записку. И было бы гораздо лучше, если бы она была написана на бланке, а не на листе из тетради, но я не могла позволить себе быть слишком уж разборчивой, если хотела отдать её ему до конца дня.
Я заметила, как он вышел из класса в начале седьмого урока, и быстро проскользнула внутрь, чтобы положить сложенную записку на стол. Я поспешно вышла из класса, пока он не вернулся; не хотела быть застигнутой на месте преступления. Я старалась не обращать внимания на трепет своего сердца, представляя, как он читает записку перед уроком:
