Тутъ, Клеанѳъ, я чувствую себя свободнымъ въ своей аргументаціи, тутъ — я торжествую. Раньше, когда мы спорили объ естественныхъ аттрибутахъ [Божества], о разумѣ и преднамѣренности, мнѣ требовалось все мое скептическое и метафизическое хитроуміе, чтобы увернуться отъ тебя. Во многихъ отношеніяхъ, вселенная и ея части, въ особенности-же послѣднія, съ такою непреодолимой силой поражаютъ насъ красотою и приспособленностью конечныхъ причинъ, что всѣ возраженія противъ этого кажутся простыми хитросплетеніями и софизмами (что они, думается мнѣ, и суть въ дѣйствительности) и что мы даже не можемъ вообразить, какъ это мы были въ состояніи придавать имъ хоть какое-нибудь значеніе.
Но нѣтъ такой стороны въ человѣческой жизни или-же въ судьбѣ человѣка, на основаніи которой мы могли-бы, безъ величайшей натяжки, вывести моральные аттрибуты или-же узнать ту безконечную благожелательность, связанную съ безконечной силой и мудростью, которыя мы можемъ узрѣть очами одной только вѣры. Теперь твой чередъ взяться за работу и отстоять свои философскія хитросплетенія вопреки предписаніямъ здраваго разума и опыта.
— Я не стыжусь признаться, сказалъ Клеанѳъ, что частое повтореніе слова безконечный, съ которымъ мы постоянно встрѣчаемся у всѣхъ писателей-богослововъ, порою внушало мнѣ подозрѣніе, нѣтъ-ли въ немъ привкуса скорѣе панегирики, нежели философіи, и, быть можетъ, мы лучше служили-бы цѣлямъ и разума и даже религіи, еслибы довольствовались болѣе точными и умѣренными выраженіями. Слова: достойный поклоненія, превосходный, превеликій, мудрый и святой — въ достаточной степени удовлетворяютъ воображеніе людей, а все дальнѣйшее, уже не говоря о томъ, что оно ведетъ къ нелѣпостямъ, — не оказываетъ никакого вліянія на аффекты или чувства. Такъ, въ данномъ случаѣ, если мы откажемся отъ всякой аналогіи съ человѣкомъ, къ чему ты, повидимому, склоняешься, Демея, я боюсь, что мы откажемся и отъ всякой религіи, и не сохранимъ никакого представленія о великомъ объектѣ нашего обожанія. Если-же мы сохранимъ аналогію съ человѣкомъ, то должны будемъ навсегда отказаться отъ возможности примирить малѣйшую примѣсь зла во вселенной съ безконечными аттрибутами; еще менѣе можемъ мы вывести тогда второе изъ перваго. Но если мы предположимъ, что Творецъ Природы обладаетъ совершенствомъ ограниченнымъ, хотя и сильно превосходящимъ совершенство людей, тогда еще возможно будетъ дать удовлетворительное объясненіе естественнаго и моральнаго зла, а также выяснить и поставить на подобающее мѣсто всякое выходящее изъ ряда вонъ явленіе. Въ такомъ случаѣ меньшее зло можетъ быть предпочтено во избѣжаніе большаго, съ неудобствами можно примиряться для того, чтобы достигнуть желательной цѣли: однимъ словомъ, благожелательность, управляемая мудростью и ограниченная необходимостью, можетъ произвести именно такой міръ, какимъ является настоящій. Вотъ, Филонъ, ты всегда такъ быстро подыскиваешь новыя точки зрѣнія, соображенія и аналогіи; — я съ удовольствіемъ выслушалъ-бы полностью, и не прерывая тебя, твое мнѣніе объ этой новой теоріи, и, если она окажется заслуживающей нашего вниманія, мы можемъ потомъ, на досугѣ, придать ей должную форму.
