— По крайней мѣрѣ, ты можешь свободно вывести отсюда, что вышеизложенная гипотеза въ достаточной мѣрѣ неполна и несовершенна, съ чѣмъ я охотно соглашусь, сказалъ Филонъ. Но имѣемъ-ли мы основаніе ожидать большаго успѣха отъ какихъ-бы то ни было попытокъ такого рода? Развѣ можемъ мы надѣяться на то, что намъ когда-либо удастся построить космогоническую систему, не допускающую никакихъ исключеній и не содержащую въ себѣ ничего такого, что противорѣчило-бы нашему ограниченному и несовершенному опыту объ аналогіи природы? Очевидно, что твоя собственная теорія не можетъ претендовать на подобное преимущество, хотя ты даже вдался въ антропоморфизмъ для того, чтобы сохранить большее согласіе съ обыденнымъ опытомъ. Разсмотримъ-же ее еще разъ. Во всѣхъ примѣрахъ, которые мы когда-либо встрѣчали, идеи скопированы съ реальныхъ объектовъ и являются, выражаясь научнымъ языкомъ, эктипами, а не архетипами. Ты обращаешь этотъ порядокъ и приписываешь предшествованіе — мысли. Во всѣхъ примѣрахъ, съ которыми мы когда-либо встрѣчались, мысль не имѣетъ вліянія на матерію, за исключеніемъ тѣхъ случаевъ, когда матерія такъ съ нею связана, что оказываетъ въ свою очередь одинаковое вліяніе и на нее. Ни одно животное не можетъ непосредственно привести въ движеніе ничего, кромѣ членовъ своего собственнаго тѣла; и дѣйствительно, равенство дѣйствія и противодѣйствія, повидимому, является всеобщимъ закономъ природы. Но твоя теорія противорѣчитъ этому опыту. Примѣры эти и многіе другіе, которые легко было-бы собрать (въ особенности — предположеніе о духѣ или вѣчной системѣ мышленія, или, другими словами, о невозникшемъ и безсмертномъ животномъ), примѣры эти, говорю я, могутъ всѣхъ насъ научить умѣренности во взаимныхъ осужденіяхъ и показать намъ, что разъ ни одна подобная система не должна быть принимаема на основаніи слабой аналогіи, то ни одна не должна быть и отвергнута на основаніи какихъ-нибудь мелкихъ несообразностей. Ибо это такой недостатокъ, отъ котораго мы, по справедливости, не можемъ считать свободной ни одной системы.
Общепризнано, что всѣ религіозныя системы заключаютъ въ себѣ большія и непреодолимыя трудности. Каждый изъ спорящихъ въ свою очередь торжествуетъ, лишь только онъ переходитъ въ наступленіе и выводитъ наружу нелѣпости, варварство и опасныя положенія своего противника. Но всѣ они вмѣстѣ подготовляютъ полный тріумфъ для скептика, который говоритъ имъ, что въ такихъ вопросахъ вообще никогда не надо придерживаться ни одной системы, на томъ простомъ основаніи, что никогда и ни въ какомъ вопросѣ не надо соглашаться ни съ какой нелѣпостью. Въ такихъ случаяхъ, единственный разумный исходъ для насъ — полное воздержаніе отъ сужденія. А если, какъ это обыкновенно наблюдается, у богослововъ каждая атака бываетъ успѣшной, а каждая оборона неуспѣшной, то насколько полна должна быть побѣда того, кто всегда и со всѣмъ человѣчествомъ держится наступательной политики, самъ-же не имѣетъ никакой опредѣленной позиціи, никакого постояннаго убѣжища, которое онъ обязанъ всегда и во всѣхъ случаяхъ защищать?
