Открытія, сдѣланныя при помощи микроскоповъ, и раскрывающія передъ нами новый міръ въ миніатюрѣ, по твоему являются новыми возраженіями, по моему — новыми доказательствами. Какъ-бы далеко ни вели мы въ этомъ направленіи свои изысканія, мы тѣмъ не менѣе приходимъ къ тому заключенію, что всеобщая причина всего очень сильно отличается какъ отъ человѣка, такъ и отъ всякаго предмета, доступнаго человѣческому опыту и наблюденію. А что ты скажешь про открытія въ анатоміи, химіи, ботаникѣ?..
— Эти-то уже конечно не являются возраженіями, отвѣтилъ Клеанѳъ; они только открываютъ намъ новые примѣры искусства и изобрѣтательности. Это опять-таки образъ духа, отраженный въ безчисленныхъ объектахъ. — Прибавь: духа, сходнаго съ человѣческимъ, сказалъ Филонъ. — Я другого не знаю, отвѣтилъ Клеанѳъ. — И чѣмъ сильнѣе это сходство, тѣмъ лучше, настаивалъ Филонъ. — Разумѣется, сказалъ Клеанѳъ.
— Ну, Клеанѳъ, вскричалъ Клеанѳъ съ радостнымъ и торжествующимъ видомъ, погляди теперь на слѣдствія.
Во-первыхъ: при такомъ способѣ разсужденія ты отказываешься отъ требованія безконечности для какого-бы то ни было изъ аттрибутовъ Божества. Вѣдь разъ причина должна быть только соразмѣрной съ дѣйствіемъ, а дѣйствіе, поскольку оно доступно нашему познанію, не безконечно, то какое право имѣемъ мы, основываясь на твоихъ предположеніяхъ, приписывать этотъ аттрибутъ Божественной Сущности? Ты скорѣе будешь настаивать на томъ, что, уничтожая такимъ образомъ всякое сходство между нею и человѣческими существами, мы вовлекаемся въ самую произвольную гипотезу и въ то-же время ослабляемъ всѣ доказательства въ пользу существованія Божества.
Во-вторыхъ. На основаніи своей теоріи ты не имѣешь права, даже признавая могущество Божества ограниченнымъ, приписывать послѣднему совершенство, или-же считать Его свободнымъ отъ всякой ошибки, отъ всякаго заблужденія, отъ всякой непослѣдовательности въ его предпріятіяхъ. Въ произведеніяхъ природы много необъяснимыхъ затрудненій, которыя легко разрѣшатся, если мы допустимъ возможность доказать а priori совершенство творца, и превратятся въ кажущіяся затрудненія, [которыя являются таковыми] лишь для ограниченныхъ способностей человѣка, не могущаго прослѣдить до конца безконечныя отношенія. Но при твоемъ способѣ разсужденія, всѣ эти затрудненія становятся реальными; быть можетъ, ты даже будешь настаивать на нихъ, какъ на новыхъ примѣрахъ сходства [между устройствомъ вселенной] и человѣческимъ искусствомъ, человѣческой изобрѣтательностью. Во всякомъ случаѣ, ты долженъ согласиться съ тѣмъ, что мы не можемъ рѣшить со своей ограниченной точки зрѣнія, заключаются-ли въ системѣ міра какіе-либо крупные недостатки, или-же она достойна большой похвалы, по сравненію съ другими возможными или даже реальными системами. Развѣ могъ-бы крестьянинъ, еслибы ему прочли Энеиду, объявить эту поэму совершенію безукоризненной или хотя-бы указать ей подобающее мѣсто среди произведеній человѣческаго ума, — крестьянинъ, никогда не видѣвшій другого такого произведенія?
