И старец Назарий сделался, таким образом, строителем Валаама. С этого времени древний монастырь идет вширь. До сих пор он еще не установился и похож на громадный, строящийся дом, где в одних комнатах уже живут, а в других стучат молотки, под топором летят во все стороны щепки, визгливо пилится крепкое дерево, стоит белое облако над кучами известки. Иннокентий[36] очень удачно продолжал дело малоумного старца Назария, оказавшегося прекрасным хозяином. Последующие игумены тоже не складывали рук, но монастырь в настоящем его виде нужно считать созданием о. Дамаскина[37], правившего им около сорока лет. О. Дамаскин — самый крупный представитель того типа крестьян-деятелей, которыми отличаются наши северные обители. Воля, не выносящая противоречий и не терпящая ничьего равенства около, Сила, созидающая или разрушающая, смотря по тому, как она направлена. В о. Дамаскине выработался наиболее полный тип монахов-строителей, которые сумели из ничего сделать все.
В прошлом веке Валаам владел соляными варницами, мельницей и сенными покосами в Кольском уезде, Архангельской губернии и деревнями по ладожским берегам. Но потом Валааму не повезло. Села были отобраны, острова посещались финнами, которые рубили монашеские леса и косили траву в лугах, ничего не платя инокам. Только при Павле I обитель вздохнула свободнее. Теперь богатства обители в землях, лесах, водах и постройках громадны, а даровой труд более чем трехсот человек братии и тысячи богомольцев составляет тоже немаловажный капитал.
Гостиница. — Отец Никандр
Ладожская гроза, как скоро налетела, так же скоро и ушла.
Когда мы по довольно крутой дороге подымались наверх, вдали, на горизонте, только мигали зарницы, проходя стороной. Направо от нас было довольно большое здание, красное, выведенное из кирпича. Это старая гостиница. Теперь она идет под "простой народ". Прямо перед нами белый фасад новой странноприимницы[38], в которой может поместиться более 2000 человек.
Ни в одном окне не было света, и налево, за белой стеной монастыря, чернели такие же мертвые окна келий и высились, словно стремясь дорасти до туч, колокольни и куполы. Кругом стеною лес. Весенний шелест несся нам навстречу. Именно весенний, мягкий, ласковый. Листья еще нежны, молоды. Тот же лес осенью шумит совсем иначе. В сухом шорохе его слышно что-то старческое. Листва подсохла, пожелтела и шуршит одна о другую, пока ветер не сорвет ее совсем и не бросит в сырое понизье.
