Хотя ведь и она установила границы. Тревис не знал о ее отношениях с отцом, отец — о том, что она вышла замуж. Нет, он бы одобрил партию, но ни за что на свете Имоджен не хотела бы их знакомить. Зачем еще усложнять и без того непростые отношения? Да и узнай он о разводе, то просто высмеял бы ее за то, что не удержала Тревиса. Зато к деньгам из трастового фонда мамы добавились полученные по брачному контракту — и этого должно было хватить, чтобы отец снова встал на ноги.
Тревис провел Имоджен в обставленную со вкусом гостиную, где все уже было готово к Рождеству — праздничные гирлянды, мерцающие огоньки и дерево, выглядевшее и пахнувшее как настоящее, с упакованными подарками у подножия.
— Мама велела спросить: эти подарки мне? — Маленькая девочка продолжала обнимать Тревиса, не отводя взгляда от свертков.
— И Энрико.
— Могу я открыть их? Per favore, Зио!
— Пока нет.
Малышка надулась.
Итальянский? Имоджен в изнеможении села на диван.
— Ты никогда не рассказывал о сестре. — Она знала только, что Тревис близок с отцом и редко видит мать и что оба родителя живут в Чарльстоне.
— Мама Гвин была замужем за моим отцом, пока я учился в университете, но рано умерла. Мы с Гвин росли не вместе.
Но сейчас они, видимо, близки. Он и жену-то с опаской пускал в личное пространство, бродил следом по квартире и переживал, что те немногие вещи, что она привезла с собой, не подходят к декору. Тогда она с пониманием отнеслась к тому, что холостяку нужно время привыкнуть, ведь он теперь живет не один. Но после стало ясно, что на самом деле он просто не хотел ее видеть. Думать об этом было до сих пор горько.
— Это Антонетта. — Он продолжал держать девочку на руках. — Мы зовем ее Тони.
Девчушка что-то прошептала, и он улыбнулся краешком рта.
— Тони Балоней.
Тони хихикнула.
— А как тебя зовут?
— Имоджен. Или Имоджен Большая Фантазия, как называла меня сестра.
Малышка пришла в восторг. Значит, у него есть не просто семья, но еще любящая и веселая. Хм. Почему же он скрывал ее от нее?
— Иди есть яблоки и сыр, topolina[1]. — Гвен вернулась с закусками, которые поставила на элегантный стеклянный обеденный столик.
Имоджен не разрешали сидеть со взрослыми, пока ей не исполнилось двенадцать.
— Консьерж впустил нас по твоей записке. — Гвин вернулась с кофе, сливками и сахаром и села так, чтобы видеть Тони. — Поэтому я ду мала, что ты помнишь. А эсэмэску написать не успела — дети отвлекли. Если мы мешаем, я попрошу Витто перевезти нас в отель.
