Доверить это дело Карлу Финнгуссону он просто не мог.
Проповедник, надо сказать, основательно осел в Сторборге. Мунд за Хельгу, сто червонных гульденов, король той же зимой отдал ему на храм. Карл престур богато отделал церковь Святого Нильса и заложил в горах монастырь. Женский. Имени Девы Марики. Тордис Кудряшку прочили в настоятельницы, невзирая на юный возраст.
Правда, теперь преподобный Кристофер нечасто показывался на людях: не хотел смущать прихожан страшными шрамами, что избороздили его лицо. Глаза у него, правда, остались в целости, но при падении священник сломал руку, ногу и пару рёбер. Кости к весне срослись, но с той поры святой отец опирался при ходьбе на посох, а к старости не мог удержать перо, поэтому за ним записывали служки. Об этом мы ещё вспомним.
А что же Хельга, прекрасная Хельга, свет земной и небесный? Увы! Потускнела её красота, выцвела, облетела вмиг, будто порыв безжалостного северного ветра оборвал листья с яблони. Таков был её позор, что хотела утопиться, но Карл Финнгуссон ей отсоветовал. Она приняла крещение и ушла в монастырь. Прочь с глаз людских, в которых отныне мнились ей отравленная жалость да едкие насмешки. Но перед тем она с помощью известных средств избавилась от плода и приказала скормить его собакам.
А надо сказать, что роды помогала принимать Катла, дочь Сигвальда годи, которую позже прозвали Катла Добрая. Долго думала, стоя за дверью покоя, что ей делать с этим копошащимся кусочком окровавленного мяса у неё на руках, и решила, что собаки обойдутся. Пускай кости грызут. Но и оставить ребёнка ни себе, ни у чужих людей не решилась. И сделала так, как поступали в голодные годы: обмыла младенца, завернула в одеяло и вынесла в сумерках в горы. Там, на голой скале, она и оставила крошку, положила рядом с ним оберег — костяную фигурку в виде лемминга — и покинула берег с тяжёлым сердцем.
Да только волны, бившие в прибрежные камни, были тяжелее.
Не слышала Катла Добрая сквозь грохот прибоя и вой наступающей бури, как пронзительно-тонко вскрикнул в нищенской колыбели брошенный сын королей.
7
Никто в Сольфхейме не обрадовался, что свадьба сына конунга завершилась изгнанием и позором. Однако по трезвому размышлении все пришли к выводу, что торговля в Боргасфьорде, в общем-то, убыточна, на островах и в Хлордвике можно наварить и побольше. Да и в прочих странах есть открытые гавани.
Отец ничего не сказал. А брат настороженно спросил:
— Тебя кто-нибудь узнал?
