— Да что вы, — махала руками Тордис Кудряшка, — куда уж ей пачкаться!
— Вы мне, босоногие, стирать будете, — с прохладной улыбкой отвечала Хельга.
— Ох и будем, — кивала Тордис, — куда мы от тебя денемся…
А надобно сказать, что эта Тордис была из семьи поклонников Белого бога, которых заметно прибыло в Боргасфьорде за последние годы. Для них даже построили храм, церковь Святого Нильса, которую скоро должен был освятить знаменитый проповедник Карл Финнгуссон, в крещении — преподобный отец Кристофер. Его ждали к Бараньему дню. Ждала и Тордис.
Ей было что поведать преподобному Кристоферу.
Альдо ван Брекке открыто прибыл в Сторборг[28] весной, накануне праздника Соммаркема. Никакой свиты с ним не было, зато было много подарков для Арнкеля конунга и его людей. Он много рассказывал о том, как живётся на юге, много пел, но мало пил, а на все расспросы, чего ради он прибыл, отвечал уклончиво. К недоумению и обиде Хельги, фюрст мало с ней беседовал, но девушка своих чувств ничем не выдала.
Лишь после праздника встретились они в своём потайном месте. Хельга сказала:
— Хорошая сегодня ночка. Жив ли твой божок?
— Ты сама можешь в этом убедиться, — засмеялся Альдо.
— Надобно усердно ему помолиться, — заявила Хельга, — потому что я хочу от тебя подарок на будущий Йолль.
— Разве мало я тебе дарил? — изобразил возмущение Альдо.
— Подари мне ребёнка к Новому году, — потребовала Хельга, — большего не прошу.
— Думается, то дело нетрудное, — отвечал Альдо, расстёгивая на девушке пояс, — хотя и придётся постараться, коли до сих пор зерно не проклюнулось.
— Так ведь была зима, — обольстительно улыбнулась Хельга, стаскивая с юноши рубаху, — а теперь Соммаркема. Лето пришло!
— Воистину пришло, — выдохнул Альвар…
…Позже оба они вспоминали ту прекрасную, звёздную ночь, небо, усыпанное огнями, шёпот прибоя и горное эхо. Вспоминали, и плакали, и ненавидели тёплое, ласковое лето. Когда чувства пробиваются сквозь камни, как трава, и как о них можно изрезать душу, точно о травинки. В одиночестве. Даже через много зим.
В праздник Соммаркема, когда все пировали, Альдо попросил соизволения переговорить с королём и его советниками, кому он доверяет, с глазу на глаз. Арнкель конунг не удивился, позвал Сигвальда годи, Гудмунда Крепкий Киль, Ингмара Секиру и Фроди Скальда, и удалился с пира в зал совещаний. А в дверях поставил Трувара Отмороженного. О чём говорили мужи державные с юным фюрстом за закрытыми дверями, знал до поры только Трувар, но с ним лишний раз старались не заговаривать, ибо прозвище он получил не просто так.
