— Ты тоже не слушаешь молча, — говорит Ниса. — Вы вообще слушаете меня или нет?
И быстро, прежде, чем кто-либо отвечает, добавляет:
— Это риторический вопрос. Так вот, я ощущала, что это я. Во мне. Из меня. Все как-то связано с моей природой. И моей богиней.
— Но точно мы этого знать не можем? — спрашивает Офелла.
Ниса качает головой, а я говорю:
— Но если она так чувствует, то сейчас большей правды у нас нет.
Офелла и Юстиниан не спрашивают, почему это и их проблемы тоже. Может быть, потому что все продолжается, толком не успев закончиться, и никто не представляет себя не вовлеченным в эту историю.
— Там была такая штука, — говорю я. — Огромная и путешествовала под землей. Только она не могла выбраться. Она за нами гналась. То есть, сначала просто ползала под полом, а потом стала гнаться.
Ниса вдруг кидается к своему мобильному телефону на тумбочке, и я отшатываюсь.
Она садится между мной и Офеллой, я вижу, как она звонит Грациниану. Это хорошо, думаю я, вдруг Нису прокляла их богиня, и теперь ей нужна помощь.
Юстиниан заглядывает мне через плечо, чтобы увидеть, кому Ниса звонит, говорит:
— Разумное решение для четверых сонных людей, не способных вставить событие в контекст.
Но не всегда разумные решения вознаграждаются. Я слышу писк аппарата, а затем безразличный голос сообщает нам, что такого абонента не существует.
Вот так все переворачивается с ног на голову. Еще день назад я считал, что не существует червей, живущих в слезных протоках и способных перенести человека в черно-белый мир, а вот Грациниан вполне себе есть на свете.
Ниса ругается, набирает номер Санктины, хотя я не видел, чтобы они когда-нибудь разговаривали. Оказывается, ее тоже не существует.
— Начинается, как плохой детектив, — говорит Юстиниан. — Потому что автор хорошего детектива оставит хоть какие-нибудь ключи к разгадке.
— Жизнь пишет плохие детективы, — говорю я. — Прекрати жаловаться.
— Я жалуюсь только на то, что не видел той параллельной реальности, где вы были.
Ниса прижимает руки к лицу, Юстиниан и Офелла вздрагивают.
— Только не плачь!
— Я не плачу! — говорит Ниса. За окном потихоньку светлеет небо, и я вижу, как утреннее солнце обнажает вспухшую от гниющей плоти и вечно голодную рану на ее шее.
Я обнимаю ее, и на ощупь она мягкая, такая, что, кажется, можно пальцами под кожу проникнуть.
— Просто я не знаю, что делать. Обычно в таких случаях я ем.
— Это удерживает тебя в границах мироздания?
— В границах разума!
