И смех и грех, или Какая мука - воспитывать! | страница 49
— Ева уехала, — признался Иван.
— Пф, ну так… поздравляю! Сейчас её отъезд и отпразднуем, а!
— Она меня бросила.
Вася почесал затылок и, отставив водку на столик, принялся переворачивать шампура. Затем сел напротив гостя и сцепил руки в замок.
— Что, не успел бортануть её первым, да? — сказал тихо, с пониманием.
Беспалов только засмеялся — друг детства слишком хорошо его знал.
— Ну, так и хули скулить, — с задором ударил его кулаком в колено Василий. — Трахни Кристинку вон, — махнул рукой куда-то в сторону огорода, где по его разумению должна находиться Москва с госпожой Мартыновой в ней. — Закуси, так сказать, и забудь.
Беспалов в раздумье пожевал губы.
«Дально-Бой дело говорит. Можно и Тину попробовать. А вдруг поможет».
— А потом Серый откинется, и мы вместе клубешник её отожмём, а? — засмеялся довольный Базин.
— Чего скалишься, — укорил его Иван. — Клуб не её, а Жорика, ты в курсе.
— А мне брехала, что её.
Беспалов молча отмахнулся рукой.
— Скажи лучше, когда брата ждёшь?
— Да вроде бы через три недели, — почесал затылок Вася. — Но хрен знает, когда сюда доберётся. У него же дружков на каждой станции. — Он опять поднялся к шашлыкам. — А ты правильно сделал, что ко мне приехал. Когда меня Маринка бросит, а она меня обязательно бросит, я к тебе приеду. Сходим на футбол, в клубе поклубимся. Как там, кстати, твои девчули? Козочки эти, а? Пасутся? С рук уже едят? Молоко дают?
— Базин!
— Ох, и лакомые они. — Со знанием дела покачал головой друг и громко поскрёб щетину на щеке. — Молочненькие такие, розовенькие. Сисички, наверное, и вправду как у козочек, — обнял своей шофёрской рукой невидимую женскую грудь размера так эдак четвёртого.
— Да, блять, Базин! — подорвался с табурета Ваня. — Яйца подбери! Раскатал. — Однако, он уже понял, что друг его больше дразнит, поэтому перестал угрожать его роже и зубам.
— Что «Базин»? Что? У тебя там мимо рота носят чачу, мимо носа алычу, а ты клювом щелкаешь.
— Базин, — как неполноценному начал объяснять на пальцах Иван. — Они. Малолетки.
— И? Теперь их вишенку можно сорвать какому-нибудь прыщавому, который умеет только втыкать? А нам нельзя, потому что полтинник на двоих, и щетина колосится? Не понима-а-аю.
— Пока я с ними, никто их вишенку не сорвёт, — процедил сквозь зубы опекун.
— Ха! Ну-ну… Ты себя-то вспомни.
И они вспомнили.
Просидели друзья где-то часов до трёх ночи. Телевизора у Васи не имелось, потому как смотреть его особо некому: сожительница Маринка постоянно на работе, а парализованной матери не до этого — поэтому только разговаривали, вспоминали и рассказывали.