Надо идти было, итак столько времени потерял, как же глупо мечтать, что его бы тоже могли взять. Как Славко — взяли же его вестовым. А может, надо было подойти к самому князю, поклониться в ноги, попроситься… Матвей задохнулся от этих мыслей, рассердился на себя, шагнул решительно к дороге. Так и не посмотрел на замок, хоть затылок прямо огнем жгло, так хотелось обернуться. Только кинжал, теплое навершие под его вспотевшей ладонью как то примирял его со своей судьбой. Сколько же еще лет расти? Наверное, четыре, или все-таки три. Надо бы у Марицы спросить, она в этом хорошо разбирается.
Не успел он пройти и нескольких десятков шагов, двигаясь против уже совсем редких групп молодых гребенцев и парней из ближних и дальних селений, как чья-то тяжелая рука легла на его плечо. И одновременно сзади послышался крик:
— Поберегись!
Матвей вздрогнул, поворачивая голову. Рядом с ним стоял Скворуш, воин князя Борута, собственной персоной.
— Куда собрался, парень? — Улыбка русина откровенно пугала.
Матвей не успел ответить.
Загрохотав, остановилась рядом телега, запряженная низкорослой крепкой лошадкой.
— Внучек! — Воскликнул сидевший в ней косматый старик, поражавший могучим телосложением, в котором Матвей без труда признал старого кузнеца, хоть и видел его редко. Сейчас в кузне заправлял его сын. — Здорово! Никак в город идешь?
— Да, домой, — кивнул мальчик, произнеся это нарочито громко, хотелось, что бы и Скворуш услышал. «Зачем он здесь? — Мучительно крутилось в голове. — Что ему надо?»
— А я тебя знаю, — продолжал старик, не обращая на воина никакого внимания, — это ж ты Катьку мою, кровинушку, третьего дня уберег!
Матвей увидел краем глаза, как насмешливо усмехнулся на эти слова русин, почувствовал, как краска лицо заливает.
— Так я не один был, — буркнул он.
— Да не красней, аки девица. Славу добрую приять тоже мужество нужно. Давай, прыгай в повозку. С ветерком прокачу.
Матвей ловко вынырнул из-под руки Скворуша, все еще расслабленно лежавшей на его плече. Перемахнул в один миг через высокий борт телеги, бросая мешок впереди себя. Еле удержался от возгласа: Трогай! Так хотелось досадить русину, просто потому, что обида на него не прошла еще, как он на них со Славкой смотрел. А еще страшно было, про него Костик рассказывал, как он разбойников в битве саблей полосовал, головы срубал одним махом, да не просто, а улыбаясь страшной улыбкой.
Митрофанушка уж и сам поднял вожжи, крикнул своей лошадке, та было стронула телегу с места, но русин не дал ей больше двух шагов сделать. Ухватил за борт железной рукой и засвистел так, что уши заложило. Даже лошадь нервно уши прижала останавливаясь.
