- В тронном зале, позирует по часу, иногда даже по полчаса. Разве за такой короткий срок что-то успеешь? Но он вечно занят, иногда посылает за дядей, а сам не приходит.
- А ты видел его?
- Видел, - кивнул Тобиас. - Когда с дядюшкой ходил.
- И что ты о нем думаешь?
- Глаза у него неприятные. И сам он ... мурашки пробирают.
- А ты можешь говорить мне, когда он снова соберется позировать?
- Ну...
- Просто из-за него я не могу поговорить с принцессой, мне будет легче это сделать, если я буду точно знать, что он занят.
- Ну хорошо, - согласился Тобиас. - Я сообщу тебе.
- А это что? - вдруг наткнулась я на одну Картину и не поверила своим глазам.
- Это... - смутился художник, - ты только госпоже своей не говори! Это дядюшка развлекался. И запретил мне притрагиваться!
На Картине, на зеленом лугу, стояла Хексия. Но тут она была как-то моложе, красивее, и без своего чепца. Светлые волосы струились по плечам, и была она в белом платье, таком воздушном, легком, какое может придумать только воображение художника. Тем не менее ее гордая осанка и всегда немного недовольный чем-то взгляд остались прежними. Будто вот сейчас она сойдет с полотна и начнет ворчать, как обычно: «Алоиза! Ты почему до сих пор не разнесла заказы? Где травы, о которых я просила? Да кто так работает, сколько раз можно объяснять?» Я остро почувствовала, как мне ее не хватает, и едва справилась с подступившими слезами.
- Я хочу эту. Эту картину, - чуть хрипло сказала я.
- Но это же дядюшка...
- Так нарисуй такую же! Только пусть она стоит в лаборатории, с колбами. И пусть будет в чепце и переднике. Я дам тебе столько краски, сколько захочешь. И даже за холст заплачу. Ты ведь сможешь?
- Да, - неуверенно произнес парень. - Но пойдем ко мне, вдруг ты выберешь что-то другое!
- Это вряд ли, - покачала головой я.
В соседней комнате, которая была поменьше, хранились работы самого Тобиаса. Их было гораздо меньше, но я с интересом их рассматривала: никогда не видела, что он рисует. Его картины были как-то нежнее, чем у дяди, и настраивали на мечтательный лад. Очень много цветов и девушек. И очень знакомые алые розы, лежавшие поверх стопки набросков.
Пока художник отвлекся на свои кисти, я быстро заглянула под картину с розами. И то, что я там нашла, меня поразило. На бумаге углем была изображена... полуобнаженная леди Оливия. Она лежала на диване и как-то по-особому, заманчиво улыбалась. Тот самый пеньюар на ней был раскрыт, и мягкая ткань повторяла изгибы тела, с тщательностью прорисованные художником. Одна грудь ее выглядывал из-под полы пеньюара. Я встала в ступор и почувствовала, как мои щеки начали гореть. Ничего подобного, настолько бесстыдного, я и представить себе не могла. А Тобиас-то оказался не так прост!
