Когда он уходит, я снова засыпаю.
Из снов про Марго я знаю, что Рида собирается вытащить меня, и нужно просто ждать и не поддаваться свету. Все бы хорошо, но тогда Марго станет разменной монетой в играх Леонтоподиума и Федерации.
Так что надо что-то делать.
Я осторожно напряг руки, чтобы проверить длину и прочность ремней. Все надежно — материал не только прочный, но и жаростойкий. Видимо, на случай, если мне придет в голову воспламениться. Или на случай, если Тритрети придет в голову меня поджечь. А длины у ремней нет совсем. Я не смог приподнять руку ни на сантиметр.
В груди у меня торчал какой-то кристалл, вокруг которого Тритрети нарисовал заградительные знаки. Я не вижу знаков, зато прекрасно их чувствую — они прожигают до самого позвоночника.
Этими символами, я так понимаю, Тритрети надеялся лишить меня возможности покидать свое тело и преуспел в этом, хотя и не полностью.
Тритрети свое дело знает, в конце концов, Глеб столько лет принадлежит ему, что можно было изучить все наши способности вдоль и поперек. Но мне помогла стрекоза.
Я вырезал ее на животе за несколько часов до всего этого бардака. Сама стрекоза была на правом боку, но одно из крыльев тянулось вверх аж к седьмому ребру. Рисуя свои знаки, Тритрети опрометчиво не придал этому значения, а крыло тем не менее вписало лишнюю дугу в его узор, открыв для меня небольшую, но все же лазейку.
Я уже опробовал ее — большого пространства для маневра она мне не давала, но я вполне мог передвигаться почти по всему зданию, где находилось мое тело. Путешествия вне тела никогда не относились к моим талантам, но азы этого навыка мне известны. Принцип в том, чтобы разорвать связь между своим телом и сознанием — это позволит сознанию на некоторое время избавиться от ограничений, навязанных физическим телом.
Некоторые жители Леонтоподиума, как, например, Майя, могут без усилий находиться в таком состоянии сколь угодно долго и даже создавать астральные тела, способные взаимодействовать с физическими телами других, я же, собрав в кулак все силы, способен на несколько часов стать наблюдателем. Еще могу, совсем уж поднапрягшись, привидеться тем, кто умеет видеть.
Глеб умеет. Я на него очень рассчитываю. Он ведь сказал Риде, где я. Хотя было бы верхом глупости не понимать, что он сделал это не для меня, а для Риды. И все же Глеб мне брат. В большей степени, чем любой другой принц Леонтоподиума. Обижаться на него за то, что он приволок меня сюда, глупо, Глеб всего лишь послушное орудие Тритрети. По большому счету я сам виноват, что так глупо попался, — задержался на одном месте слишком надолго.
