— Эта вчерашняя ночь меня сильно изменила. Пойми, Марго, мы живем только раз, и к тому же очень недолго, — нельзя тратить время впустую, я хочу приключений! Хочу жить каждую секунду, хочу действовать, рисковать и побеждать!
Марго натянуто улыбнулась.
«Может, это какой-то посттравматический синдром? — подумала она. — Как бы так ненавязчиво намекнуть Нине, что ей надо бы показаться психологу?»
— А я, знаешь ли, наоборот, поостыла к приключениям, — сказала она.
— Но ведь ты собираешься помочь Алику и Кире?
— Да, — вздохнула Марго.
— Тогда давай я проработаю вариант с институтом крови, а ты сконцентрируйся на поисках Глеба.
— Ок. Давай попробуем.
Марго понадобилось значительное усилие, чтобы выдавить еще одну фальшивую улыбку и проигнорировать внутренний голос, который вдруг завопил: «Не лезь в это! Не лезь! Ну пожалуйста!»
Алик
«Не лезь в это! Не лезь! Ну пожалуйста!» — крикнул я изо всех сил вслед ускользающему сну, но и сам не услышал своего голоса.
В последние дни я много сплю, и мне все время снится Марго. Она с упорством, достойным лучшего применения, продолжает лезть в неприятности.
Надо что-то делать. Правда, делать что-нибудь полезное довольно сложно, если лежишь привязанным к столу в комнате, наполненной белым слепящим светом. Мне даже не нужно открывать глаза, чтобы видеть это мерзкое свечение, оно и проникает сквозь веки, и просачивается под кожу, забираясь все глубже и глубже в мою плоть.
Иногда мне начинает казаться, что Тритрети может этим светом просвечивать мои сны, видеть мою Марго, и тогда я чувствую удушающий приступ ярости. Каждый раз, когда это происходит, Тритрети действительно появляется рядом со мной и с улыбкой на тонких, как пиявки, губах, вежливо интересуется:
— Ну и чем вызвана такая активность? Страшный сон?
Тогда я еще плотнее сжимаю веки и сбегаю как можно глубже в себя, туда, куда свет еще не успел проникнуть. Плохо то, что с каждым днем моей территории во мне становится все меньше. Иногда Тритрети вкалывает мне что-то, садится рядом на пластиковый стул и наблюдает за моими судорогами, болью, приступами удушья или всем этим одновременно. Каждый раз он говорит что-то вроде:
— Любопытная реакция, Алик. Вообще-то я очень рассчитывал, что ты потеряешь сознание. Ты не мог бы оказать мне такую услугу? Это бы сильно упростило мою задачу.
Я молчу и прячусь в темноте внутри себя.
— Рано или поздно ты сломаешься. Свет сильнее любой тьмы, это даже Глеб признает. И я просто сгораю от любопытства — что ты с таким мазохистским упорством скрываешь? Когда будешь готов рассказать — позови. Тебе все равно придется сотрудничать со мной, и только от твоего упрямства зависит, насколько тугим будет твой будущий ошейник. Глеб, например, доигрался в свое время до восьми минут в день. Ты, боюсь, лишишь себя и этого.
