– Извините, мне нужен Владимир Сидоров, могу я его увидеть?
Женщины расступились, и одна рукой показала на дверь в дом.
– Там он.
Я прошла по дорожке к дому, чувствуя спиной, как меня рассматривают любопытные кумушки, перед дверью остановилась и огляделась в поисках звонка.
– Заходите, у них открыто.
Я переступила порог, до меня донеслись причитания вперемежку с плачем. По-моему, я приехала не вовремя.
– Что ж ты наделал, сынок? На кого мамку оставил? Как же мы без тебя?
Я заглянула в комнату. На диване навзничь лежала женщина и обливалась горькими слезами. Плечи ее подрагивали, голос захлебывался в рыданиях. Рядом сидела девочка лет десяти со стаканом воды и пузырьком сердечного лекарства. Едкий запах корвалола заполнил все пространство тесного помещения, в котором и без того дышать было нечем. Девчушка тихо плакала и пыталась успокоить мать.
– Ну не надо, мамочка, выпей, пожалуйста, – она подсовывала стакан, но та отводила ее руку и продолжала причитать:
– На кого ж ты нас покинул?
Я хотела уже развернуться и поискать Сидорова в другом месте, но тут девочка меня заметила и спросила:
– Вы кто? Я вас не знаю.
– Простите, пожалуйста, я ищу Сидорова Володю.
Женщина разразилась новой порцией рыданий, схватилась за голову и упала лицом в подушку. Девочка вышла в коридор.
– Его нет с нами.
– Но мне женщины на улице сказали, что он здесь, в доме, – я все еще не понимала происходящего.
– Он умер, и его увезли в морг.
– Как же так? Может, я путаю, и это совсем другой Сидоров?
– Сегодня он выехал на своем мотоцикле и разбился насмерть о бетонную плиту. Здесь, недалеко от дома, это случилось час назад. А вы зачем сюда приехали? Если он вам что-то должен, то у нас с мамой все равно денег нет.
– Нет, мне он ничего не должен. Как тебя зовут?
– Катя, – ответила девочка. – Я Володькина сестра.
– Катя, мы могли бы поговорить с тобой о твоем брате? Желательно в другой комнате, мне бы не хотелось еще больше расстраивать твою маму.
Девочка отвела меня на кухню. В глаза бросилась убогая обстановка. Жили Сидоровы бедно. У окна стоял стол, застеленный дешевой скатеркой, три колченогие табуретки, дальше – буфет, таких уже лет сто как не выпускают, и газовая печка на ножках образца конца пятидесятых годов прошлого столетия. Из мебели больше ничего. Яркие ситцевые зановесочки, висевшие на окне, хоть как-то скрашивали нищенский интерьер.
Катя плеснула мне в общепитовскую кружку квас и спросила:
– Будете? Мать варила. В бутылках не такой. Это домашний квас.
