А вот я пить зареклась. По крайней мере, до потери контроля. Раз не помогло, то незачем и повторять. Можно влипнуть в историю. А мне приключений и так хватало.
И все вернулось в прежнюю колею. Вокруг меня постоянно крутились дети — их привлекали собаки и все, что с ними связано. У самых смышленых рот не закрывался — они язык о зубы оббили, задавая вопросы. Я старалась отвечать, в меру своих способностей к пониманию местной речи. И вскоре поняла, что просто-напросто веду «кружок юного кинолога».
Детей интересовало все: почему я так, а не иначе кормлю собак, почему Нюта приносит утку, а Даша нет… Отчего охраняет только Даша… А почему они такие разные? Пришлось рассказать о породах и их предназначении, о стандартах, о характере, даже немного о центральной нервной системе… И очень много о физиологии.
Заодно и о местных собаках узнала. В этом мире «друзья человека» занимали очень низкое положение. Даже ниже свиней. В основном, держали их на цепи, чтобы лаяли, когда чужаки приходят, а в голодный год могли и в котел пустить. Та же участь ждала и охотничьих собак, которых ценили не намного выше простых дворняг. Им в обязанность вменялось помочь загнать зверя — оленя или кабана… А если кого и ранили, мясом, даже собачьим, здесь не разбрасывались.
С той поры я стала внимательнее смотреть, что именно готовят на кухне. И снова начала бояться за своих девчонок: зима — время голодное, все могло случиться.
Соно заметила мою тревогу. И после серьезного разговора дала указание на кухне — мне собачьего мяса не давать. Да и вообще ничего, на нем приготовленного. А насчет моих девчонок заверила, что они — последние, кого съедят в деревне. Как будто от этого стало легче!
А с детьми стал прибегать ко мне щенок. Голенастый, темно-палевый, с коричневой маской. Уши-лопушки, привставшие на хрящах, смешно мотались, когда он склонял голову то вправо, то влево, прислушиваясь к человеческой речи.
Как я поняла, малыш не принадлежал никому конкретно — остался один из помета и прибился к детям, которые подкармливали его остатками от собственных обедов. Стать бездомной бродяжкой у собаки шанса не было — зимой подъедали все, что можно. А для меня этот малыш был прежде всего шансом спасти собственных собак. Да, жестоко, но менять традиции этого мира я не собиралась. Хоть и жалко было щенка, доверчиво глядящего на меня наивными янтарными глазками, а судьбу его уже предрешили.
Но пес придерживался другого мнения. Практически все время, когда я его видела, он что-то таскал в пасти — тряпку, палку, кусок кожи… Апортировка доставляла ему такое удовольствие, что я сдалась.
