Шелк подушек приятно холодил кожу. Но еще приятнее были легкие поцелуи, которыми покрывала его тело Кхемара. Живот, грудь, шея… Она старательно обошла губы, но подарила внимание глазам. Провела кончиком языка по скуле… и откатилась в сторону, словно обессилев.
Лартих не согласился. Улыбнувшись, он приподнялся на локте и сам взял то, чего лишила его жена — сладкого, томного поцелуя.
Деревья в саду качались на ветру, но шум их веток не перекрывал протяжные стоны. И Наложницы, которым донесли о произошедшем, в бессильной ярости молили Лилит о помощи и радовались, что Наири так редко благословляет их народ праной.
О пране думал и король. Любимая, утомленная ласками, тихо сопела на его плече. Тень от пушистых ресниц падала на скулы, и король едва удержался, чтобы не поцеловать их — не хотелось прерывать эти блаженные минуты.
В окно долетел детский смех, и ребенок побежал по тропинку, протягивая к Лартиху руки. Няня тут же подхватила малыша и торопливо скрылась за причудливо подстриженными кустами.
Но Кхемара уже проснулась. Она лежала неподвижно, а в бездонных глазах плескалась боль. Всего мгновение, но Лартих был готов лично оторвать головы служанкам, допустившим в этот уголок сада его младшего сына. Неужели королевские приказы так мало значат во Внутреннем дворе, что о них тут же забывают? Он же приказывал не пускать детей к покоям Её Величества без особого на то разрешения.
Но, как не велико было желание разделаться с теми, кто причинил боль королеве, Лартих не пошевелился. Уйти сейчас, значит нанести еще большую рану. И, улыбнувшись, он ласково спросил:
— Не составишь мне компанию за обедом?
За столом прислуживали только фрейлины королевы — Лартиху не хотелось возвращаться к суете Внешнего двора. Но Кхемара, против обыкновения, ела словно нехотя. Да и разговор не клеился.
— Что-то случилась? Ты заболела, моя королева? — встревожился король.
Кхемара прислушалась к себе и покачала головой.
— Все же, я позову целителя. Мне не нравится…
— Ничего не случилось, муж мой, — улыбнулась королева, но улыбка была похожа на увядающий цветок — в ней почти не осталось жизни.
Лартих отодвинул тарелку.
— Хорошо. Если тебя это порадует… я помилую твою любимую фрейлину… И остальных — тоже, — поторопился он добавить, заметив радостные огоньки в любимых глазах.
И едва успел удержать королеву от земного поклона — та сползла со стула, как требовал этикет при получении милости от короля.
— Прекрати. Ты же знаешь, я не желаю видеть тебя у своих ног. Хотя бы наедине забудь о церемониях!
