— Но ты выдержал, — возразила я. — И не стал чудовищем. Значит, и другие могут.
— Но какова цена такой проверки… Разве ты не чувствуешь, как в тебе нарастает паника, как вспоминаются давно забытые страхи и обостряются хронические болезни?
Ну да, я вспомнила про грозу. Глаза постоянно слезятся, хотя на вилле пыли нет и в помине. Чаще грызут сомнения, и изредка возникает желание разрыдаться без видимой причины. А еще меня неудержимо влечет к Сандро. И своей тайной страсти я готова поддаться, даже если она окажется для меня губительной. Но это осознанный шаг, а не воздействие камеры или чего-то еще.
— Позволь мне остаться до конца месяца, — попросила я. — Не прогоняй. Вот увидишь, у меня не будет злобной маски вместо лица. И я не стану тебя ненавидеть. Обещаю.
Сандро уткнулся носом мне в грудь и с шумом втянул воздух.
— Ты пахнешь солнцем и светом. Мне нравится, когда ты рядом, — признался он. — И я хочу верить, что ты выдержишь. Но пообещай, что уедешь, если станет особенно тяжело.
— Хорошо, — согласилась я. Пробежала пальцами по его волосам, обхватила ладонями шею. — Обещаю.
Его взгляд потеплел. Ладони с моей талии переместились на лопатки, затем снова вниз, к пояснице. От этого поглаживания захотелось прогнуться в спине, как ластящейся кошке.
В этот миг послышался оглушительный раскат грома. В доме пропал свет, и теперь только пламя камина освещало гостиную.
Хотя нет, теперь стала вновь видна татуировка Сандро — ее краешек выглядывал из расстегнутого ворота рубашки. Я коснулась светящегося завитка и зажмурилась, превозмогая желание расстегнуть рубашку полностью и осмотреть татушку целиком. И не только ее.
— Тебе страшно? — Сандро по-своему расценил мое поведение.
— Нет, — почему-то я перешла на шепот.
Но мне и правда не было страшно. Похоже, Сандро все же ошибся — не на всех его камера действует одинаково. Меня больше интересовал сам фотограф, чем его снимки.
— А я боюсь темноты, — неожиданно признался он. — Больше, чем одиночества…
— Поэтому сделал неоновую тату? — усмехнулась я.
— Нет, свет достался мне в дар, — в тон мне отозвался Сандро. — От друзей. А татуировку я сделал еще подростком, по глупости, конечно.
— Представляю, как влетело тебе от родителей, — фыркнула я.
Почему-то мне казалось, что Сандро воспитывался в богатой и любящей семье. Представить этого тихого и скромного мужчину бунтарем-подростком было для меня слишком сложно.
— В юности я любил посещать бедные кварталы, — заявил Сандро. — Меня даже приняли в местную банду. Научили воровать магнитолы и приторговывать наркотой. Тогда мне и дали кличку Цербер — за агрессию и хладнокровие.
