В проеме второй распахнутой двери стоял мужчина среднего возраста. Внешность у него была самая заурядная, незапоминающаяся. Не красавец, не урод, не блондин и не брюнет – шатен, уже к тридцати годам потерявший большую часть волос. Остатки шевелюры были тщательно причесаны и гелем для укладки прилеплены к коже головы, надо полагать, дабы не растрепались.
Из-под майки Антипова – а кто бы это мог быть еще? – выпирал намечающийся пивной животик. Ниже майки я опускать глаза стеснялась: хозяин квартиры стоял перед нами в семейных трусах весьма игривой расцветки. На белом ситчике были отпечатаны мишки в карнавальных колпачках. Заметив мое смущение, хозяин не извинился и не поспешил натянуть на себя брюки.
Удивило меня и другое. Вместо уместного вопроса: «Вы ко мне?» – он приподнял брови и с интересом стал нас разглядывать, с видом неисправимого бабника – оценивающе и слегка надменно. Надо же! Как этот тип с посредственной внешностью может пользоваться успехом у женщин? Что там Настя говорила – меняет баб как перчатки? Не знаю, не знаю…
Антипов игриво нам подмигнул и, сосредоточив взгляд на пышной груди моей подруги, чуть с хрипотцой спросил:
– Мы знакомы?
– Вряд ли, – осадила его пыл Алина. – Вы Владимир Антипов?
– Собственной персоной.
– Я подруга Бориса Гришина, – представилась Алина.
– Да? – почему-то не поверил ей Антипов. Вероятно, он, как близкий друг, знал всех подруг Гришина. Или знал, что у того их вовсе нет. Напомню, Гришин был женат и вполне мог быть верным мужем.
Чтобы не выглядеть обманщицей, Алина пояснила:
– Мы с ним вместе изучали хатха-йогу. Я организовывала поездку в Гималаи, – она сосредоточила взгляд на лице Владимира. О Гималаях Антипов точно должен знать. Не сам же он придумал эту поездку, когда советовал Павлу Кротову посетить святые места, в которых долгие годы находил вдохновение Николай Рерих.
– Да-да, вспомнил, но Борис не называл никаких имен.
– Меня зовут Алина Блинова. Это моя подруга Марина Клюквина. Вы могли бы нам уделить немного времени?
Алина выбрала деловой тон, чтобы не допустить даже намека на то, что с нами можно разговаривать в фривольном тоне, изначально взятом Антиповым.
– Что ж, проходите, – последовал вздох разочарования, и дверь распахнулась настежь. Заметив в соседних дверях соседа, с интересом прислушивающегося к разговору, Владимир с раздражением рявкнул: – Петрович, картошкой торгуют во дворе по пятницам. Эти женщины ко мне.
– А медом? – продолжал доставать старик, оттопырив одной рукой ухо, чтобы лучше слышать.
