Я заранее определил для себя, что задержусь у забора минут на пять. Стоял, поглаживая в одном кармане шероховатый металл маленького фонарика, а в другом – плоский ключ от дома. В какой-то момент ожидания меня вдруг охватила неприятная томящая тревога и рука моя, оставив в покое ключ, привычно скользнула в разлёт куртки к рукоятке Беретты. Я никогда не жаловался на плохую интуицию, она порой серьёзно выручала меня. Вот и сейчас, от холода переминаясь с ноги на ногу, не сомневался, что тревожное чувство появилось не случайно. Я только не знал, что послужило тому причиной. Ничего не оставалось, как ещё внимательнее всматриваться и прислушиваться.
Через минуту, прошедшую в вынужденном неприятном напряжении, я почувствовал, что за мной наблюдают. С какой стороны? Из-за какого угла, из какого окна? – не знаю, но был уверен, что не ошибаюсь. Как люди чувствуют на себе чей-то взгляд? Неизвестно. Вот и мне неизвестно, почему я почувствовал за собой слежку. Некоторое время терпел своё зависимое положение, в котором оказался по собственной воле. Затем это положение музейного экспоната, который без разрешения пристально разглядывают, начало меня раздражать. Жаться к забору более не имело смысла, и я направился к задней двери дома. В небольшом холле включил фонарик, на ботинки натянул бахилы и замер, не предпринимая никаких действий. В доме было тихо. Слежка прекратилась, ощущение тревоги пропало.
Осмотр дома я начал с кухни, поскольку телефон последний раз видели там на подоконнике. Но в кухне со вчерашнего дня ничего не изменилось: двустворчатый холодильник был пуст, в посудомоечной машине оставалась чистая посуда, на подоконнике между цветочными горшками лежала тетрадь, косвенно подтверждая рассказ Ветровой. Я открыл тетрадь и не обнаружил никаких записей, вдоль корешка тянулись неровные обрывки нескольких листов.
После кухни я осмотрел помещения первого этажа, заглядывая во все щели, в какие только можно было. В небольшом тренажёрном зале постоял на беговой дорожке, представляя себе, как по ней перебирала ногами хозяйка дома и думала, наверное, что с каждым преодолённым метром отодвигает от себя старость и смерть.
Телефона нигде не было.
Через час кропотливого труда я послал шефу букву «б». После стал подниматься по лестнице на второй этаж и на площадке остановился, заворожённый световой игрой витражных стёкол. Здесь было относительно светло: свет от уличного фонаря проникал сквозь окно, отчего витражи красиво переливались оттенками самых разных цветов. Я вспомнил, что смерть застала хозяина дома именно здесь, на этой лестнице, в результате чего он упал и затем скатился вниз. Может быть, когда он терял сознание, витражные листья с размытыми очертаниями были последними световыми пятнами, которые он видел в своей жизни?
