– Вот видите, можете, оказывается, отвечать на вопросы. – Я постарался улыбнуться. – И это, между прочим, хорошо, потому что если кто-нибудь подтвердит ваше алиби, я оставлю вас в покое и мы больше никогда не встретимся, если только не на концерте Виталика.
– Денег не заработал, чтобы на мои концерты ходить, – с полным презрением во взгляде процедил музыкант. – В мой ресторан голожопых близко не подпускают.
От показной вальяжности и спеси этого мажора могло затошнить. Он, видимо, выпил очередную порцию спиртного незадолго до моего появления в этом притоне, а заметно опьянел только сейчас.
Я досчитал до десяти, глядя себе под ноги…
Спасибо Виталию за то, что он ничем не нарушил мой внутренний счёт. В противном случае ему не помогли бы даже мои должностные инструкции.
– Не будем отвлекаться. Кто может подтвердить, что ночь на тринадцатое вы провели в этом доме?
– Блин, как это бесит, – откровенно огорчилась Юлия и нервно прикурила сигарету от подставленной её дружком зажигалки.
– Я могу вам помочь. Вероятно, этот дом посещает много гостей. Остаётся лишь вспомнить, кто из ваших знакомых был здесь в ту ночь вместе с вами. Это же тринадцатое, старый Новый год.
– Слушай, как тебя там, – встрял Виталик, – старый Новый год отмечают в ночь на четырнадцатое. Это чтобы знал на будущее.
– Учту… В конце концов, в доме же есть хозяйка, её можно спросить. Раиса Камильевна, так кажется?
– Не трогай мамочку! – громко пропел Леннон и начал с трудом выбираться из кресла; Юлия расцепила руки у него на шее.
Надо было его успокоить, он мог наделать глупостей.
– Сидите, не стоит вставать. И не кричите, напугаете людей.
Но он продолжал приподниматься – медленно и неуклюже. Нас разделяла двуспальная кровать. У меня было достаточно времени для жёсткого варианта устранения проблемы, но не хотелось делать ему больно.
– Не надо вставать, Виталик, очень тебя прошу, – вложил я в голос всю искренность мольбы, хотя не был уверен, что мои увещевания возымеют на музыканта действие.
Так и случилось, мои слова не тронули Виталика, и мне пришлось в срочном порядке усилить свою просьбу неприятной конкретикой:
– Если ты сделаешь хоть один шаг, я сломаю тебе нос, и ты больше никогда не сможешь косить под Леннона. У него, кажется, был прямой.
– Сука ментовская! – от души, но ошибочно обозвал меня музыкант и с облегчением вернул массивный зад с брюшком обратно в кресло.
– Вы негодяй! – взвизгнула Юлия. – Вы даже не представляете себе, с кем разговариваете.
