— Не засталъ дьякона-то?..
— Не засталъ… — безучастно и глухо отвѣтилъ Данила…
— Такъ… Дьяконъ на базаръ уѣхавши, — пояснилъ Дмитрій… — Свѣжихъ лещей дьяконица захотѣла… Седьмымъ, вишь ты, теперь ходитъ, ну, вотъ, и гоняить дьякона-то каждую пятницу въ Клещевку: то лещей свѣжихъ, то арбузовъ, а намедни раковъ озерныхъ захотѣлось…
III.
Сперва въ церковь пришелъ псаломщикъ, Иванъ Федорычъ, худосочный, близорукій юноша изъ выгнанныхъ семинаристовъ. Онъ у входа покашлялъ въ кулакъ, пригладилъ вихорки на вискахъ, потолковалъ, о чемъ надо, съ мужиками… Вскорѣ явился и батюшка.
Отецъ Леонидъ шелъ быстро и твердо, наметывая увѣренными ногами широкіе и частые стежки и съ шумомъ забирая воздухъ въ рукава полукафтанья… На ходу въ алтарь онъ крикнулъ:
— Все готово?.. Ну, живѣй, Дмитрій, живѣй!.. Дьякона нѣтъ?..
— Нѣтъ, батюшка!..
Изъ алтаря отецъ Леонидъ вышелъ въ черной ризѣ съ серебряной осѣкшейся капителью. Новую ризу онъ надѣвалъ въ болѣе важныхъ случаяхъ. Оправляя воротъ, онъ спросилъ:
— Ты что-же — одинъ?.. А гдѣ старуха?..
— У полю всѣ, кормилецъ… — кланяясь, отвѣтилъ Данила… — Убираются, батюшка… Отъ нашего полю сюды, почитай, восемь верстъ ѣхать-то…
Псаломщикъ обратился къ отцу Леониду:
— Затрудненіе есть одно, батюшка…
— Что такое?..
— Какъ будемъ отпѣвать усопшаго — какъ отрока или какъ младенца?.. Если какъ младенца, — это, значитъ, сорокъ копѣекъ, — пояснилъ псаломщикъ, прощупывая изъ-подъ очковъ Данилу слѣпыми глазами, — а за отрока рубль двадцать…
— Ты что-же, Данила, не помнишь развѣ?.. а?.. — спросилъ отецъ Леонидъ…
— Кто-жъ его знаетъ, батюшка… — виновато отвѣтилъ Данила и потупилъ глаза. — Гдѣ-же намъ, батюшка, все упомнить?..
— Когда онъ у тебя-то того… рожденъ-то?..
— Да какъ-будто въ Спажинки… а вѣрнѣй сказать, — пожалуй, послѣ Успленьева дня…
— Какъ-же это такъ?.. Ты припомни, припомни, — строго заговорилъ отецъ Леонидъ. — Припомни, Данила!.. Вѣдь, ежели въ Спажинки, — значитъ, ему перешло за восемь, отрокъ онъ; а если послѣ Успеньева дня, — значитъ, не дошло еще до восьми… И отпѣваніе полагается имъ разное, и плата за требу разная… Понялъ?..
— Понялъ, батюшка, — покорнымъ и упавшимъ голосомъ отвѣтилъ Данила…
И не было никакой лжи въ томъ, что онъ, неувѣренный въ своихъ словахъ, почувствовалъ вдругъ увѣренность и сказалъ рѣшительно и твердо:
— Пожалуй, батюшка, и такъ, что послѣ Успленьева дня…
Сказалъ и облегченно нащупалъ правой рукой кисетъ съ деньгами…
— Въ метрикахъ-бы справиться, — замѣтилъ псаломщикъ, — да ключи у отца дьякона въ столѣ, а дьяконъ въ Клещевку поѣхалъ за лещами…
