— Зоя, детка, — я фальшиво улыбнулась, — а ты ничего не хочешь рассказать? Почему за тобой охотятся? Откуда знают, что ты здесь? Кто ты, черт побери, такая?
Она помолчала, неловко теребя край куртки, и посмотрела на меня с вызовом. Я бы села, если б не сидела. Серая радужка стала абсолютно белой, без признака зрачков, а из уголков глаз потекли ручьи тумана.
— Ой, ёж твою ж маму, бляха муха! — испуганно заматерился Жорик. — Я ж сказав, шо она не то, за шо показывается!.. — перекрестился и зашептал: — То ж не людь, Уля, то ж бисово дитё, адово семя, демонское…
— Жора!.. — я поежилась. В квартире враз стало сыро и мерзко.
— Ой, шо буде, мамань мою… — он снова перекрестился и на дикой смеси русского, украинского и немецкого зашептал матерную молитву.
— Жорик, ты же атеист.
— Мало ли…
Зойка криво улыбнулась. Призрак очень хотел забиться в любимое кресло и накрыться газетой, но мимо девочки пройти не решался. Кирюша вопросительно бряцал костями, переступая с ноги на ногу. А я приходила в себя и понимала, что ожидала подобного. Не зря ж она так жадно интересовалась нечистью. И как же в ней все… нечисто. Или… не дочищено. Тумана — визуальной и материальной силы — быть не должно. Это как послед у нечисти — неусвоенные клочья переданной силы. Но она же ведьма, откуда такое явление?..
— Внешне меняешься?
Она отрицательно качнула головой. Губы побелели и сжались в тонкую полоску, почти слившись с кожей лица.
— Совсем? Только глаза?
Зойка кивнула. Еще и немота при изменениях… Я вытянула ноги и призадумалась. Потомки нечисти и людей — нонсенс, если только нечисть не высшего порядка. И даже с высшей нечистью дети случались крайне редко. А выживали — еще реже. И если она почти не менялась внешне, значит, кто-то в семье был одержимым. Причем долго, едва ли не с рождения. Тогда магия нечисти пропитывала кровь и передавалась по наследству. Маму можно смело исключить — она ведьма, а у нас иммунитет от одержимости. Значит, неизвестный папа, ведь сила так и хлещет. Родство очень близкое. Правда, еще есть вариант врожденной «необычности»…
— Дай-ка лапку, — я протянула к ней руку ладонью вверх.
Зойка подошла и положила свою ладонь на мою. Я пошевелила пальцами, выплетая связующую нить, и едва не навернулась с пуфика. Ее сила била током, ошпаривала крутым кипятком. Кирюша едва-едва успел подхватить меня под мышки. Я судорожно втянула носом воздух, чувствуя, как опять чешется левая рука, как дрожат колени и сжимаются внутренности.
