Нимра выгнулась в молчаливом приглашении.
Его пульс бился в такт её. Ноэль скользнул к крыльям и поцеловал то место, куда через секунду вонзил клыки. Кровь Нимры — эротическим порыв для его чувств, ошеломляющий удар силы.
Голод в Ноэле и тьма, которая превратилась в ярость во время событий в Убежище, поднялись на поверхность, наслаждаясь её вкусом. Она наполнила его чувства, утопила в ощущениях, и, несмотря на его слова. Он мужчина и хотел, чтобы и она чувствовала то же самое.
Повинуясь инстинкту, он наполнял её тело удовольствием, беря кровь, и почувствовал, как она выгибается и вздрагивает… он не сдерживался, не останавливался от простого возбуждения. Она таяла в его объятиях, а запах крови из-за желания напоминал аромат пачули. Одурманенный грубым наслаждением, он обнаружил, что просунул своё бедро между её ногами, положил руки ей на спину и коснулся чувствительных внутренних краёв крыльев, вжимая грудь себе в торс. Но когда прекратил питаться и закрыл языком небольшие раны, обнаружил, что не вздрогнул, позволив Нимре быть так близко… и не только на физическом уровне. Возможно, потому, что она дала ему контролировать, и ему это было необходимо… или, возможно, просто потому, что она Нимрой.
***
Нимра расслабилась в объятиях Ноэля, чувствуя, как он облизывает кожу на её шее, залечивая следы от клыков. Она не сказала, чтобы он не волновался — место прокола зажило бы само за считанные минуты — ибо знать, что он хочет заботиться о ней — неожиданное удовольствие. Этот мужчина оставил её тело трепетать в экстазе, не похожем ни на что, что ей доводилось чувствовать, хотя его плоть напряглась и осталась ненасытной.
Когда он уткнулся в неё носом, прежде чем поднять голову, нежность стала ещё одним неожиданным актом, признаком мужчины, скрытого за тенями кошмара.
Пока Нимра наслаждалась этим ощущением, Ноэль провёл рукой по её спине, касаясь чувствительных краев, откуда росли крылья.
— Тебе хорошо? — пробормотал он, и разница заставила её напрячься, а бёдра сжаться от грубого вторжения его тела.
— Да. — Ни один ангел не позволял никому, кроме доверенного любовника, ласкать её подобным образом. — А ты не боишься? — спросила она, и эхо её прошлого скользнуло маслянистым и тёмным пятном сквозь толчки удовольствия. — Ты видел, что я сделала с Амарией
Ноэль продолжал изысканно-деликатные ласки.
— Ты сделала всё обдуманно и с заботой. Ты не своенравная женщина.
Она отдала ему свою кровь, своё тело, но его слова стали столь же драгоценны.
