Ухряка, все же, немного тревожило, что они ступили на тропу откровенного разбоя, да и тот факт, что он поднял руку на другого орка, неприятно отзывался в его совести. Но он заставил себя выбросить все сомнения из головы, и сосредоточиться на деле. Их дело было прежде всего. Большое дело. Великое. Что там какой-то подбитый лопатой земляк и украденный у обозников поросенок. Речь ведь шла о спасении всего народа, о возвращении его на верный исторический путь грабежа и разбоя, а ради такой грандиозной цели можно было пойти на любые, даже самые отчаянные и противозаконные, меры.
Желтая полоса дороги тянулась через степь, мимо чахлых деревьев и редких пологих холмов. Ухряк пытался отыскать в явившихся его очам родных просторах суровую красоту, но потерпел неудачу. Вдребезгария выглядела недружелюбной, неприветливой и скудной землей. Ее песчаные почвы давали бедные урожаи, буйволы, вскормленные на сухой жесткой траве, вырастали тощими и жилистыми, и только орк с очень крепкими зубами мог одолеть их мясо. Казалось бы, глядя на эти безнадежные просторы, любому станет ясно – жить на этой земле честным трудом в принципе невозможно. Тут хоть до смерти уработайся, а толку не будет. В землях эльфов, как гласили сказания и песни, все цвело и благоухало. Там и почва была богата на щедрые дары, и дожди проливались словно по заказу, точно в нужное время и в нужном объеме. Очевидно же, что эльфам самой природой было предначертано благоденствовать и процветать. А оркам, живущим в суровых и секундных землях, высшие силы уготовили иную судьбу – ходить к эльфам и отбирать у тех все, что понравится. Ну, еще можно было ходить к гномам, бить их нещадно и насмерть, унося с собой богатую добычу.
Ухряк счел нужным поделиться своими соображениями с Эгуром, и тот полностью согласился с ним.
– Да, так и есть, – поддержал соратника праздный орк, нежно поглаживая раздутый бок сумки, в которой, помимо лепешек, теперь покоилась и нога подсвинка. – Мы, орки, не можем жить в изоляции. Нам требуется международное сотрудничество. Ну, тех, там, грабить, или этих. А как сами в себе замыкаемся, то все, крышка.
– Я вот только одного понять не могу, – признался Ухряк. – Как же мы до этого докатились? Почему перестали жить по заветам Вандала, и осрамили себя честным самоотверженным трудом?
Эгур поскреб ногтями затылок, и неуверенно ответил:
– Да я, признаться, и сам не понимаю. Как можно было отказаться от грабежа? Может, в том виноваты враги?
