Пили долго и жадно, едва не выхлебав все озеро, еще дольше сидели по пояс в воде, наслаждаясь ее прохладой и свежестью. Затем нехотя выбрались на берег, отошли от воды и устроились под деревьями, растянувшись на шуршащем ковре из палой листвы и сухих веточек. В животах у обоих булькало, как в двух больших бурдюках. Выпили столько воды, что даже отбили себе аппетит.
– Духи предков нам благоволят, – отдуваясь, сообщил Эгур. – Вот, послали спасение, когда погибали от зноя.
– Послали бы еще печеного кабана, – заметил Ухряк. – Или хотя бы гуся.
Они долго лежали, наслаждаясь прохладой и давая отдых ногам. Заночевать решили здесь же, благо время шло к закату, а идти куда-то еще не было ни сил, ни желания. К тому же, по прикидкам Ухряка, до Хрюмгорта оставалось полдня хода, не меньше, и сегодня дойти туда не представлялось возможным в любом случае.
Ухряк сам не заметил, как задремал. После долгого дня на солнцепеке просто находиться в тени было несказанным блаженством. Сон сморил его внезапно, но не успел Ухряк основательно погрузиться в царство грез, как кто-то стал сильно трясти его за плечо.
Открыв глаза, орк обнаружил, что проспал он гораздо дольше одной секунды. Сквозь кроны деревьев виднелось черное ночное небо, засыпанное крапинками ярких звезд. Перед собой Ухряк разглядел Эгура. Он и разбудил его.
– Что такое? – стремительно встревожившись, спросил Ухряк. – Что-то случилось?
– Тихо! – прошептал Эгур, и, поднеся палец к губам, зашипел.
– Что? – чуть слышно произнес Ухряк.
Но ответа не потребовалось, потому что он все услышал и сам. А именно чьи-то голоса, звучащие неподалеку. Спустя мгновение его окончательно пробудившийся нос учуял дым костра и одуряюще восхитительный аромат жареного мяса.
– Там орки? – спросил он тихо.
– Обозники, – ответил Эгур. – Заехали в рощу, пока мы спали. Они с другой стороны озера.
Оба орка ползком подобрались к крайнему ряду деревьев, за которым начиналась узкая полоска песчаного берега. Ухряк, приподняв голову, разглядел за озером большой костер, а так же черные тени, которые двигались в его свете.
– Я ближе подбирался, все видел, – шепотом сообщил ему Эгур, который залег рядом и громко сопел. – Пять телег, семь или восемь орков.
Ухряк жадно потянул носом воздух. Аромат жарящегося на костре мяса наполнил его рот слюной. Как и всякий орк, он искренне, всей душой, любил мясо, но ему нечасто выпадало полакомиться им. Бедная жизнь, вызванная отходом от заветов пращуров, вынуждала набивать брюхо лепешками и супом из трав и корешков. Мясо перепадало только по праздникам, но, в последние лет триста, с праздниками у орков было туго, в силу того, что праздновать было особо нечего. Перестали даже отмечать День Погрома, а ведь когда-то это была важнейшая для всех орков дата. Ведь именно в этот день, много веков назад, их предки, под командованием Вандала, совершили величайшее деяние – разнесли вдребезги храм богини Луны, что стоял в самом сердце Санд-ар-Турна, и был главным священным местом для всех нечестивых эльфов. Немало славных песен было сложено о том деянии, немало берущих за душу сказаний. Храм богини Луны, огромный, возведенный из белоснежного мрамора, был украшен тремя сотнями прекрасных каменных статуй. Все триста в щебень расколошматили! Сто восемьдесят колонн было у того храма. Все до одной повалили. Внутри храма фонтан был, как гласила молва – неземной красоты. На кусочки разнесли! Все уцелевшие стены святилища надписями оскорбительными покрыли, а в качестве чернил, по данным некоторых былин, использовали кровь убиенных эльфов или даже собственные испражнения. Перегиб, конечно, но орк, когда идет по истинному пути, он удержу не ведает, он горяч и неистов, и на многое горазд.
