***
Было уже далеко за полночь, и было изрядно выпито, когда Сечка и Василий Иванович, забыв прежние обиды, облобызались и поклялись в вечной дружбе до гроба. Комиссар товарищ Рманов, как ревнитель коммунистической морали и добродетели, взвалил на плечо и унес притворяющейся пьяной Анку, которой Василий Иванович оказывал весьма недвусмысленные знаки внимания, пытаясь просунуть свою руку то под подол форменной юбки, то пытаясь нащупать то, что у Анки было весьма даже выдающимся для нащупывания. Командарм Сечка был также изрядно пьян, но противился выпитому и даже мог, как ему казалось, стоять на ногах. Василий Иванович тоже старался держаться огурчиком, подбодренный оборотом расстрельного дела. Еще бы — теперь его не расстреляют!
Наконец, выпив еще стакан самогона, Василий Иванович от нервного перенапряжения рухнул, мертвецки пьян, на заплеванный пол камеры и уже не видел того, как еле держащийся на ногах Командарм помаленьку отлил в недопитую бутыль самогона, заткнул ее початком кукурузы и, поставив бутыль на полати, вытер крокодиловы слёзы и вышел из камеры прочь.
Был уже полдень, когда Василий Иванович проснулся у себя в кровати, накрытый полковым знаменем. Стук в дверь отозвался в его похмельной голове грохотом вулкана Сракатау. Еле продрав глаза, Василий Иванович узрел перед собой облаченного в чёрную кожаную тужурку толстобрового комиссара Ф. У. Рманова.
— Что? — выдавил из себя Василий Иванович голосом умирающего лебедя.
— Все нормально! — ответствовал комиссар. — Кроме несущественной детали…
— Что еще?.. — вновь спросил Василий Иванович.
— Подпрапорщик Дуля пропал.
— Дезертировал?!
— Не думаю, — ответил товарищ Рманов. — Кот от сметаны не убегает.
— Тогда — появится… — сказал с тяжелым нетерпеливым вздохом Василий Иванович.
— Надеюсь… — ответил коротко комиссар и оставил командира в покое с его тягостным похмельем.
Василий Иванович боролся, силился и противился наступлению приступа белой горячки. Обычно он напивался перед наступлением, чтобы в момент этого самого наступление вызвать в себе белую горячку, во время которой рубил всех подряд, не разбирая ни своих, ни чужих. Благо, он по привычке скакал впереди на белом коне, а потому своих под его горячую шашку попадало мало…
Вскоре Василий Иванович снова вырубился от накатившей на него жанпольсартровской тошноты…
***
Тщетно проблукав по окрестности, Петька снова вернулся к вагончику. Анка была уже дома, это он понял по всхлипыванию.
