На правописании — третьем уроке я собирался подремать, однако мадам Луанир — чопорная, немолодая дама в строгом сером костюме, прилизанным пучком и круглых очках, раскрыв журнал, сразу же ткнула пальцем и назвала меня:
— Студиоз Вопет! — я подпрыгнул. — К доске!
Под злорадные шепотки одногруппников, ожидавших моего позора, прошел вперед.
— Пишите! — снисходительно-брезгливо бросила она. — Крылья грациозно расправили шелахи и поднялись в синеву, к ослепительно белому солнцу.
«Писать — так писать», — обреченно подумал. Взял кусок мела и принялся старательно выводить слоги…
— Вопет! — завопила мадам Луанир высоким, противным голосом, тряся в гневе головой. — Ты решил довести меня до сердечного приступа?!
— Я стараюсь, — пробурчал я. Не моя вина, что мел с камнем и на доске скрежещет с противным звуком.
— Стараешься? — взвилась преподавательница, как змея, которой наступили на хвост. — Грасеозно?!
Шилахи?! Крыля?! — мадам схватилась за висок и закрыла глаза. — Нет! Нет! Я не могу на это смотреть! Ты издеваешься! Вон из класса!
— Но почему?! — повернулся к ней, не понимая, за что со мною так. — Но я не…
— Да! Именно! Думаешь, я не знаю, что ты левша?!
Я застыл.
— Вон!
Спорить бесполезно. Схватил в охапку вещи и покинул класс. Зато на обед приду первым. Хоть какое-то утешение. Я старался быть сильным, и все же несправедливость задела. Подавленный, посетил уборную, потом столовую. Съел рагу. Слойку и кусочек хлеба с сыром завернул в чистый платок, положил в кармашек сумки и пошел в библиотеку. Чем плакать, лучше провести время до следующего урока с пользой. Тем более, вечером читальный зал будет заполнен, и я могу остаться без места.
Библиотекарь удивился, что ученик пришел в урочное время, но расспрашивать не стал. Наверно, по моей физиономии все и так читалось. Окружив себя книгами по погодоведению, начал готовиться к завтрашней теме. Время пролетело незаметно, и если бы не мусье Пакет, любезно напомнивший о скором звонке, опоздал бы на лекцию.
Вальяжно и неспешно лощеный законник Воранс разжевывал нам тонкости погодного законодательства, а я сидел и боролся со сном. Веки слипались, рот не закрывался от зевоты, и когда прозвенел звонок, выжатый и опустошенный, последним покинул класс.
Мне некуда спешить. А заниматься больше не мог — голова болела от перенапряжения, поэтому побрел в восточную башню.
Мьель моему появлению удивилась:
— Каждый день собираешься приходить?
— Каждый день не обещаю, но часто, — я оперся спиной на стену и громко зевнул.
