— Иду, дорогая!
Чародейка махнула рукой девушке. Сжав мои пальцы в своих ладонях, с болью в голосе произнесла:
— Очень жаль. Мне очень жаль, что моей Анне не повезло. Она не хочет выходить замуж, потому что верна Бари. А у вас есть Эммануил, дорогая Эмма. Он должен спасти вас.
— Может всё обойдётся? Я надеюсь на это. Нет — я уповаю!
— Я тоже, — прошелестела Стефи Гриф.
Потом, словно разговора и не было, Стефи Гриф направилась к своей родственнице, а когда приблизилась к ней, то весело сказала:
— Пойдём, нужно найти ещё одеял. Ты совсем замёрзла.
Голоса и шаги быстро стихли. Я осталась, не зная, что делать: идти следом за Гриф или возвращаться, чтобы попасть в библиотеку. Следовало поговорить с Лизой или Эммануилом, а их найти могла только там.
Я сделала шаг, еще один и застопорилась.
Ну, в самом деле, стоит вспомнить, зачем пришла сюда и сразу мир возвращается на круги своя. А моей целью было еще раз посмотреть на холст с изображением Розы Гарнье. Во всём повинна Стефи Гриф — сбила меня с мысли. Впрочем, я получила от неё хоть какую то информацию.
Меня окружала мёртвая тишина, внутри которой слышны были только мои шаги. Из этой части здания большинство гостей перебралось в другую. Так теплее сосуществовать и не настолько страшно встретить свою участь.
Одиночество. Все от него бежали, порой целыми семьями. Боялись остаться с безмолвием и холодом наедине. А так всё веселее. Последние два часа гости только и занимались тем, что подбадривали друг друга.
Голод. За последние сутки удалось поесть лишь раз, когда привезли магов от стены и еда оттаяла. Теперь куски пищи снова превратились в лёд, стали едва ли не прочнее камня. Кушанья отогревали, спрятав их под шубами. Этого хватало, чтобы поддерживать силы.
Холод. Он поселился повсюду. Порой мне казалось, что он осязаем. Мы всем миром проваливались в его внутренность, словно в вату, очень стылую и колючую. Теперь за окном не пуржило, и метель не завывала, навевая ужас. Всё вокруг попало в могильную зону мерзлоты. Можно было идти по замку и чувствовать давление холода. Или открыть окно и дотянуться рукой до стылой, прозрачной стены. Лёд искажал действительность, делал её грубее. Потому мне было неприятно вглядываться в твёрдую преграду. Впрочем, в ней я искала ответ, который мучил всех: там есть хоть кто то, кто спасёт нас?
Почему такое произошло?
Я как раз остановилась напротив картины, где юное лицо Розы выглядело невероятно красивым и фальшивым. Во всём виновата манера исполнения, которой в то время писали художники.
