Ночью я взобралась на топчан с ногами, встала на цыпочки и выглянула в узкое зарешеченное окно. Именно этот миг стал для меня поворотным. Я не сильна в астрономии, но Полярную звезду и Медведицу знаю. Южный Крест тоже опознать довольно легко. Хоть я ни разу не была в южном полушарии, справилась бы. Нет, небеса были чужие. Чтобы это понять хватило взгляда на ярко-жёлтую фосфоресцирующую спираль и размытое бело-голубое облако. Я села на топчан, обхватила себя руками и разрыдалась. Затяжная истерика сменилась апатией. Около суток я безучастно просидела в камере, а потом словно очнулась.
Да, я крупно вляпалась. Больше всего мне жалко маму с папой, они же не знают, что у меня всё относительно неплохо, представляют себе ужасы, переживают. Особенно мама. Боги, если вы есть, пусть родители справятся! Но раз уж я оказалась в новом мире, я приму его и постараюсь устроиться. Я приложу все усилия, чтобы не выживать, а полноценно жить. И кто знает, может быть я найду способ передать весточку?
— Встать! Отойти от двери! На выход!
Единственное развлечение в тюрьме — встречи со следователем, бесцветным мужчиной с запоминающимися пугающе-равнодушными рыбьими глазами.
Сто семь шагов по полутёмному коридору, третья дверь справа. Помещение почти что моя камера, только просторнее, и вместо топчана тяжеловесный стол и два стула. Следователь, как обычно, уже сидел на своём месте. Каждый раз он неторопливо рассматривал меня, будто видел впервые и хотел тщательно изучить. Поначалу я терялась, эта его манера нервировала, потом привыкла или, скорее, смирилась.
Наконец, вместо приветствия:
— Садись, назови своё имя.
Первый раз я ему солгала. Сказала, что не помню. Мужчина на это презрительно фыркнул и… приказал меня увести. Как я тогда испугалась! Сразу вспомнились сказки о магах, за версту чующих обман. Всё оказалось несколько проще. Я себя чем-то выдала, интонацией ли, мимикой ли. Где-то через час меня отвели в другую допросную, и вот тогда я поняла, что такое настоящий страх, потому что по центру помещения возвышалось железное кресло, очень похожее на пыточное.
— Я всё скажу, — пискнула я, едва в голове с ослепительной яркостью вспыхнуло слово «пытки».
— Конечно, — следователь впервые улыбнулся.
Я бестолково дёрнулась. После затянувшейся болезни против крепких мужчин, привыкших иметь дело с заключёнными, у меня не было шансов. Меня крепко схватили, на запястье останутся отвратительные синяки, усадили, зафиксировали грубыми кожаными ремнями. На голову одели металлическую шапочку, затянули ремень под подбородком. Обездвиженная, я отчётливо поняла, что все мои предыдущие проблемы проблемами не были, так, мелкие досадные недоразумения.
