Кроме меня можно, конечно, поручить Анину работу Боре Клокову, но он и так уже завален по уши работой Милы и Кати.
Снежинки стали липкими и крупными; падая, они попадали за ворот тонкого, холодного серого пальто.
…Что же мне сказать Вере Андреевне? Я сторонница честности и по возможности всегда говорю правду. Но Вера Андреевна вряд ли похвалит меня за честность, если я признаюсь ей, что во сне отгоняла навязчивую поющую бабу. А что еще можно сказать? Ребенок у меня заболеть не может — детей у меня нет; если я заболела сама, то должна предъявить больничный…
Передо мной остановился автобус — тот же, на котором я сюда приехала. Он распахнул двери, но внезапно во мне поднялась какая-то странная волна — волна нежелания ехать в библиотеку и отчитываться перед Верой Андреевной.
Неожиданно мне захотелось пройти по тихой заснеженной улице, пройти медленно, никуда не торопясь и не застегивая на бегу сапог; и вдруг желание это накатило, как широкий поток свежего воздуха, хлынувший в пыльную библиотеку.
И я поняла, что никуда не поеду.
Машинально я нахлобучила капюшон обратно на голову и пошла по какой-то аллее, уходящей вдаль.
Странное состояние охватило меня — состояние давно забытой свободы. Казалось, вот-вот за спиной раскроются крылья, и я взлечу в высокое белое небо, а внизу, в библиотеке, останется сидеть маленькая злая Вера Андреевна со своими дурацкими часами.
Как мне порой хотелось неторопливо разложить их на столе и изо всех сил треснуть по ним самым толстым томом энциклопедии Брокгауза и Ефрона!..
А интересно, какое выражение лица появилось бы в этот момент у Веры Андреевны?
Чтобы увидеть его, я могла бы многое отдать.
Вдыхая свежий морозный воздух, я брела по удаляющейся вглубь аллее, пребывая в необъяснимом счастливом блаженстве.
Аллея привела меня в запорошенный снегом большой пустынный парк. Посреди парка безмолвно стоял фонтан, а по кругу его облепили уютные желтые скамейки. От пейзажа повеяло каким-то далеким, забытым воспоминанием юности. И словно клещи, сдавливающие мое тело и душу много лет, расцепили свои корявые тиски, и я, смеясь, бросила сумку на землю и, раскинув руки, побежала по парку.
А снег все падал — на землю, на скамейки, на слегка облупившийся фонтан и на мои плечи и ворот серого пальто.
А я кружилась в этом снежном парке, заливаясь счастливым, беззаботным, юным смехом, и никак не могла остановиться.
Наконец, смех закончился, и последний его отголосок коротким звонким смешком растворился в зимнем воздухе.
