— Собравшимся не о чем говорить, потому что они пожинают позорные плоды своей прежней политики, — гневно заявил он. — Интервенты в Одессе, этот факт невозможно отрицать. «Добровольцы» наглеют не по дням, а по часам и уже грозятся перевешать на столбах всех социалистов. А господа «социалисты» по-прежнему расписываются в собственном бессилии и палец о палец не собираются ударить, чтобы помешать войскам Антанты развивать и углублять интервенцию. При этом отсутствие конкретных дел прикрывается словесными потоками с различных трибун. Интеллигентское шатание и ничегонеделание, мещанское брюзжание, подобострастное угодничество — вот что скрывается под пышными фразами. Этого позора не простит трудовой народ! Только большевики, которых вы предаете, готовы последовательно и до конца бороться против иностранной оккупации и отечественной реакции. Бороться решительно и непримиримо — вот что собираемся мы делать. Уведомить вас, господа, об этом и поручил мне большевистский областком.
Собрание замерло и молча слушало Клименко. Его бичующие слова, словно камни, обрушивались на головы собравшихся интеллигентов. Но вдруг раздался истерический выкрик правого эсера Рихтера:
— Видите, видите… я говорил… послушайте, что говорит представитель большевиков! С ними разве можно сговориться?!
И тут поднялся невообразимый шум. Лидеры соглашательских партий повскакивали со стульев и, возбужденно жестикулируя, стали обвинять большевиков в непримиримости и сепаратизме. Когда страсти немного улеглись, Кулябко-Корецкий предложил:
— Ввиду высказанного представителем большевиков собрание приходится закрыть до более благоприятного момента в политической обстановке.
— До восстановления Советской власти! — добавил Клименко, одеваясь.
Так и разошлись, ничего не решив.
Иван Клименко («Сергей»)
В результате хозяйничанья в Одессе антантовских войск и без того тяжелое положение рабочего класса ухудшалось с каждым днем. Город был блокирован с суши войсками Директории. Привоз продуктов из сел прекратился, и население Одессы жестоко страдало от голода. Вместо обещанной продовольственной помощи иностранные коммерсанты предлагали дорогую мануфактуру, парфюмерию, предметы роскоши. К началу 1919 г. число безработных достигло огромных размеров. Но и те, которые работали, не могли прокормить свои семьи из-за дороговизны. На черном рынке шла безудержная спекуляция предметами первой необходимости.
Меньшевики и эсеры произносили, как обычно, речи, обращались с просьбами к местной буржуазии о сборе пожертвований в фонд безработных, иногда ходили к военным властям и выражали робкий протест против произвола и расстрелов ни в чем не повинных людей. Но, как и следовало ожидать, их призывы к буржуазии оставались гласом вопиющего в пустыне, а на «протесты» власти попросту не обращали внимания.
