Туманным утром в мае 1828 года они без особого шума отплыли на поиски приключений.
На этом настоял Ирокезов младший. Его папенька тоже был не прочь еще раз испытать судьбу на прочность, но он настаивал на сухопутном пути.
Ирокезов-же младший желал путешествовать только морем.
— Ты подумай, папенька! — убеждал он упрямившегося отца. — Ну, пойдем мы пешие. Так ведь, сколько уже хожено-перехожено! Нового все одно ничего не увидим — пыль, трава, ну домов сотню-другую… А вода …
Тут он жмурился, словно сытый кот.
— Вода, это ведь совсем другое дело.
Ирокезов старший, переполненный жизненным опытом и тайными знаниями, отвечал на это:
— Характер твой, сынок, за последние триста лет сильно испортился. Что ни слово — все поперек отцовского… Ну скажи мне, чем же вода лучше? Хлябь ведь, не твердь.
— Я тебя, папенька отлично понимаю, — перебивал его сын. — Ты ведь воду с тех пор не любишь, как во время крещения Руси чуть в Днепре не утонул. Но не всегда же тонуть. Чего воды бояться? Там прохладно, и, что самое главное, полная неизвестности впереди.
Он зажмурился, представляя, как все будет, и живописал.
— Поставим парус, и куда ветром занесет, туда и прибудем… Ты знаешь, какие наслаждения на море можно испытать?
Отец вопросительно поднял бровь.
— Неземные!
Ирокезов старший шевелил бровями с таким видом, словно у него было что сказать, только он оставит свои возражения до другого раза.
— Вот вы, папенька, завсегда ворчать начинаете, как куда идти соберемся — «Да нечего там делать, да в гробу я это все видал, Все уже видано- перевидано». А тут так не скажешь — кто знает, куда нас волной да ветром занесет?
Он запнулся и добавил для убедительности.
— Роза ветров, понимаешь ли…
Капля долбит камень. Ирокезов младший нудил, нудил и в конце концов папаша сдался. Махнув рукой на сына, он сказал только.
— Твое упрямство, сынок, уже было причиной некоторых несчастий, и, без всякого сомнения, станет причиной еще очень многих. Говорят, что со временем люди умнеют. Тебя это, видимо не касается. Тебе нужна хорошая взбучка.
Ирокезов младший для видимости согласился и спустя три дня утренний бриз потащил семейную лодку из Амстердамской гавани в любезное его сердцу «неведомое».
Верный своему фатализму Ирокезов младший закутался в одеяло и уснул. Ирокезов-же старший сел на корму дышать свежим воздухом. Скрипела мачта, хлопал парус, ветер посвистывал в щелях между бочек с солониной. Баркас несся вперед, рассеивая справа и слева от себя тучи брызг.
