Он ждал ужаса, однако ничего страшного не произошло, ибо неожиданное не бывает страшным.
Ирокезов младший смотрел на братьев сперва неодобрительно, но затем взгляд его смягчился. Их пьяные ужимки напомнили ему семейку орангутангов с Суматры — лет 150 назад они были там с папашей, вместе с экспедицией Синдбада-морехода. Потом он улыбнулся и стал хохотать.
Сарпевул вздохнул с облегчением — пронесло, но судьба распорядилась иначе. Смех Ирокезова внезапно перешел в кашель. Он кашлял и кашлял. Крупные капли пота выступили у него на лбу, глаза начали вылезать из орбит. Рывком он опрокинул стол. Гости бросились врассыпную. Разом протрезвевшие братья Силькидорхи бросились за папашей. Ирокезов старший выскочил во двор в нижнем белье- братья подняли его из постели.
Кашель сгибал сына пополам. Запрокинув его голову назад, отец влил в сына чашу критского и снял приступ. Подняв сына на руки он вошел в дом, а через минуту во двор вылетели все курительные принадлежности — три трубки и пол мешка табака. Из дома донесся рев Ирокезова старшего:
— Еще одна трубка табаку, и если ты не помрешь от неё сам, я своими руками отправлю тебя в преисподнюю…
Отец шутить не любил. Присутствие на семейной сцене в планы гостей не входило, и они поспешили уйти. Герострат, шедший последним, воровато оглядевшись, ухватил узелок с табаком и исчез в темноте.
Через несколько минут он вошел в храм. Герострат был молод, и мысли его были полны тщеславия. Понимая, что никогда ему не сравниться со своим кумиром он надеялся, что станет ближе к нему, если переймет кое- какие его привычки.
Теперь случай давал ему в руки уникальную возможность. Набив трубку, Герострат поджег табак и сделал первую затяжку.
Курильщики знают, что такое первая затяжка…
Приступ кашля свалил молодого жреца на пол. В глазах поплыли колонны храма, тело судорожно прыгало по коврам, пытаясь унять кашель. В первую же секунду Герострат выпустил трубку из рук, и горящие угли покатились на ковер. Когда, наконец, он прокашлялся и открыл глаза, слезящиеся от дыма, зал был охвачен пламенем — горели ковры и стены.
В страхе от содеянного, Герострат выскочил из него, как раз в руки храмовой стражи.
— Я хотел славы. Я хотел быть как он… — кричал он деловито вязавшим у руки стражникам, но они не требовали объяснений. Им было не до того. Нужно было спасать храм.
Так был сожжен храм Артемиды в Эфесе….
Пятьдесят четвертая история.
В который уж раз, Ирокезовы, оставив за спиной уют кривых Амстердамских улочек, ушли в НЕВЕДОМОЕ.
