– Важно господа поживают, – шепотом высказался Тит, круглыми глазами таращась на окружающую его роскошь.
– Да, это тебе не родной сарай, – согласился Гриша. – Хотел бы ты так же жить?
Вопрос Тита испугал.
– Что ты! Что ты! – принялся блажить он, торопливо крестясь. – Да разве этак можно даже помышлять? Богом заведено исстари: барин живет в доме, мужик живет в сарае. Ежели барина в сарай поселить, то не сдюжит он жизни мужицкой, помрет. Ежели меня в дом поселить, то и я тоже скоро помру.
– Насчет того, что барин от нашей крестьянской жизни на третий день подохнет – согласен, – кивнул Гриша. – Но вот ты-то с чего перекинешься, если будешь спать вволю, жрать от пуза, по ночам с телками кувыркаться и больше ничего не делать? Я думаю, ты при таком раскладе лет до ста проживешь. А чего не жить-то? Это когда ты скотина крепостная, то за жизнь цепляться глупо. Все равно не жизнь, а дерьмо. Ну а когда у тебя все тридцать три удовольствия, тут уж помирать незачем. Тут надо кайф ловить. Знаешь, Тит, что такое кайф?
– Не знамо.
– Ясное дело, что не знамо. Откуда тебе знамо, что такое кайф? Ты ведь весь кайф жизни грехом называешь. Ну, ничего. Я над тобой поработаю.
Приблизившись к покоям барыни, холопы притихли. Гриша первым подкрался к двери, и тут же услышал доносящиеся изнутри женские голоса. Похоже, Танечка беседовала со своей служанкой. Служанка, кстати, тоже была очень даже ничего себе. Гриша бы с огромной радостью совершил спелеологический рейд в ее пещеру, не корысти ради, а чисто так, для галочки.
Подозвав к себе Тита, Гриша велел мужику затаиться, и прислушался к чужому разговору. Танечка капризным голосом жаловалась служанке на скуку, царящую в имении, на отсутствие развлечений и компании. Еще никогда прежде Грише так сильно не хотелось развлечь заскучавшую девушку. Сопящий рядом Тит тоже прижал ухо к двери и заулыбался неизвестно чему.
– Ах, Матрена, какая же тут тоска! – с чувством произнесла Танечка, и, судя по звуку, обрушилась на кровать.
– Не угодно ли телевизор посмотреть? – предложила Матрена.
– Да ну его.
– Не угодно ли музыку послушать?
– Да ну ее.
Гришу так и подмывало распахнуть дверь, ворваться в покои и предложить Танечке кое-что от себя.
– Все не могу забыть, как папенькин лакей в церкви обделался, – заговорила Танечка весело. – Так смешно было.
– Грешно над этим смеяться, – строго возразила госпоже Матрена. – Срам-то какой! А ведь вроде приличный был лакей, и папенька ваш всегда его хвалил: всегда исполнительный, расторопный, и гости, на него глядя, тоже дивились.
