И вот появилась эта дура Эльвира, которая едва не спутала им все карты. Дина чувствовала, что девчонка начнет переходить ей дорогу, так оно и вышло. Сначала увела Вадика, сейчас начала копать под неё — вчера они столкнулись в офисе, и та усмехнулась гаденько, мол, всё знаю, не отвертишься.
Что ей там понадобилось-то?
* * *
Договорившись с адвокатом, я отправилась в лабораторию, чтобы, наконец, забрать результаты теста. Правозащитник, которого я наняла для Вадима, был отличным специалистом в своей стихии, к тому же, мой старый знакомый. Вернее, Евгений Васильевич был старинным приятелем отца, очень дотошный и въедливый мужичок с многолетним стажем работы и сотнями выигранных дел. Конечно, я и не ожидала, что от адвоката Илоны Вадик всё же откажется, но пробный мяч пустила, тонко намекнув, что расфуфыренная фифа, присланная его матерью, вряд ли сумеет быть нам полезной. Она напоминала Мерлина Мэнсона (без шуток), высокая, грубоватая, нескладная, с первых же секунд знакомства у меня вызвала стойкое отвращение. Божечки, кто её в адвокатуру-то допустил? Ей же самое место на аттракционе невиданных чудес, а не в зале суда!
В общем, пока всё шло хорошо. Съездив в офис Загорского, я прихватила образцы с его подписью из секретного сейфа, и собиралась отвезти их Евгению. Вадиму я верила, причем даже мысли не возникло, что он мог быть замешан в мошенничестве. Хоть я и знала его пока мало, но в людях разбиралась сносно. Загорский прямолинейный и резкий, да, однако, это-то и играло в его пользу. Не стал бы он заниматься грязным бизнесом, когда компания прочно стояла на ногах на мировом рынке.
Человек, так любивший своего ребёнка, не может оказаться негодяем. Шаткая позиция, но я её придерживалась твердо. Возможно, просто очень хотела, чтобы так оно и было. Мне не хватало Вадима, дом без него стал пустым, и, если бы не Сонечка, я бы впала в депрессию. Её звонкий смех раздавался днями напролет, и я была счастлива рядом с нею.
Грызла мысль, как я скажу ей, что я её мама. Малышка ведь вообще не знала, что такое материнская забота, её вырастили бабушка, Юлия, да кто угодно, но только не та, которая должна была это делать. Как же я ненавидела Илону! И вместе с нею своего отца. Сильный и уважаемый человек, всегда бывший для других примером, меценат, вдруг превратился в жалкого подкаблучника. В моем представлении Михаил Плетнёв стремительно падал с пьедестала и уже барахтался в грязной слякоти лжи и интриг.
