— А, что это тогда вчера было? — напомнил мне мужчина, снова нажимая на больное место. Вот любит он так, найдет слабое место, и давит по нему, давит, пока не сдашься и не признаешь его правоту. — Во время оргазма? — напомнил мне. Будто я не знаю.
— Ничего, это все гормоны, — отмахнулась от него, откидываясь на грудь мужчины, что обнял меня со спины и теперь поглаживал едва ли заметный живот.
Аякс
— Не любишь, конечно, не любишь — усмехнулся я, смотря на зарождающееся красное море в ее глазах, когда Маира вывернулась из моих объятий, не довольная моими словами. Как же я любил это море, пусть и штурмующее, непримиримое, слишком вольное и широкое, и все же мое.
— Ты уничтожил мою жизнь, мой мир, ты деспот, вместе со своим императором. Только и можете, что хлопать в ладоши пока другие… даже не хочу говорить, что делают — мерзко это, как же это мерзко. Ненавижу все то, что олицетворяешь.
— И что же? Детей своих тоже ненавидишь? Они же на меня похожи, — уже начинаю злиться в ответ.
— Рабство, ненавижу, — рычит Маира, вполне натурально, как зверек.
— А ты не думала, что я не всесильный? Что мог — сделал. Ты можешь свободно перемешаться по планете, никто даже криво в твою сторону не посмотрит, и не только ты, к слову.
— Это все, потому что я твоя авели. И дай слово любому из ваших, они бы вы высказали все, что думают по этому поводу. Даже император сегодня, снова указал мне на это. Ненавижу, — сжимала руки в кулаки Маира.
Маленькая воительница, восхищался я ею.
— Да, но разве я виноват, Маир? Для тебя я сделал все, что мог.
— Это ничего не меняет, — насупилась она и отвернулась, снова…
Я ненавидел, когда она отворачивалась, так она отгораживалась от меня, выстраивала стену, которую я не мог ей позволить выстраивать, потому развернув ее к себе лицом, приподнял подбородок и решительно сказал.
— Маир, я уничтожил многое, признаю, но разве я уничтожил твое будущее? Посмотри на них, — показываю на стену, направляя ее голову в сторону и отпуская подбородок, там изображены сейчас голограммы дочерей, — я тебе его дал и дам еще больше, у нас впереди много времени.
Маира
— Но другой дочери ты меня лишил, — говорю тихо, смотря за тем, как меняется изображение на стене, показывая дочерей в движении, а у самой сердце сжимается от тоски. Как там Асми? Хорошо ли ей?
— Ты опять за свое Маир, сколько я должен тебе это повторить, чтобы до тебя дошло? Сколько? Ты упорно отрицаешь очевидное, ни разу не задумываясь о том, как будет тебе и ей, когда она начнет стареть, а ты так и останешься молодой, как Зельт, или как там его, превратится на твоих глазах в старика, а следом за ним и дочь, которую ты считаешь своей. Разве ты не понимаешь, что так они проживут счастливую жизнь, может, будут вспоминать тебя с улыбкой, а из памяти дочери ты за годы и вовсе сотрешься, останешься только отголоском чего-то хорошего, как и ее родная мама.
