— Вставайте! До-ле-те-ли на Ма- арс! Дру-зы-я!
Американец медленно повернулся в упругом гамаке, куда его вдавила инерционная перегрузка. В рыжей щетине его небритого подбородка серебрилась легкая «космическая» проседь, как называли в Международной ассоциации космонавтов раннее поседение пилотов. Смейлсу было двадцать семь лет.
* * *
Космонавты с тщательно выбритыми лицами походили на актеров. Сухая кожа была словно после смытого грима. Блестящие от нетерпения глаза, быстрые движения, праздничное настроение, как на параде. Но это продолжалось недолго.
— Встречают?..
— Никого там нет, — растерянно произнес Васильчиков, вращая экран. — Песок и черное небо.
— Кто же поет?
— Неизвестно! — Васильчиков устало опустился в кресло.
— О черт! — американец вздрогнул и смахнул с плеча ящерицу. — Ибрай, убери Малайку.
Малайка, высунув тоненький язычок, скрылась в воротнике скафандра Ибрая, казах не раз сажал ее туда в пути, когда выходил на поверхность ракеты, чтобы заделать пробоины.
Званые или незваные, а выходить нужно. Ракетоплан ждет известий.
Васильчиков быстро просмотрел (в который уже раз!) параграфы инструкции «Выход на Марс». На его лице чередовались различные выражения, как у актера, ведущего две разные роли. Строгость плотно сжатых губ — и вдруг мечтательная улыбка фантазера, созерцателя.
Быстрая смена выражений на лице Васильчикова, впечатлительного и мужественного, мягкого и сурового, всегда забавляла казаха. Кербаев засмеялся, сощурив колючие глаза.
Васильчиков удивленно повернулся к Ибраю. Казах сразу понял: смех неуместен. Ступили на чужую планету и тому подобное. Он сделал серьезное лицо.
— Товарищи, дышите вволю! Пейте земную воду!..
— Ибрай! — оборвал его Васильчиков. — Готовь комбинированный компас.
Все предусмотрено инструкциями для выхода на поверхность чужой планеты. Космонавты заученными в холлах искусственной поверхности Марса движениями готовились к выходу.
Кербаев уже сложил весь комплект двойного компаса — звездного марсового. Когда Васильчиков отвернулся, Ибрай подошел к пихтам. Все пихты были влажные, а вот Басрова осыпалась. Казах растер на ладони пахучую хвою.
— Твоя елка, Басра, вянет! — неосторожно крикнул он и спохватился — это плохая примета.
Но Басра и не слышал его. Там, в соседней камере, Смейлс с шумом завинчивал иллюминаторы.
— Жаворонок, помогай! — крикнул он Басре.
— К выходу! — торопил Васильчиков.
Он внимательно осматривал громоздкие костюмы-скафандры. Они, как доспехи, стояли у стены.
