Я привыкла, что вижу хотя бы очертания предметов, оттого сейчас еще больше чувствую свою врожденную неполноценность. Не зря нас недолюбливали в обществе, мы бесполезные и ничтожные. Занимаюсь самобичеванием, забывая, что не так уж беззащитна, а вспомнив об этом концентрируюсь. Забытые по ненадобности инстинкты тут же срабатывают и, вслушиваясь в звуки крейсера или корабля, пытаюсь вычислить, что происходит на борту, куда мы летим, и что будет дальше.
Когда я так делаю, то превращаюсь в одно сплошное ухо, мама говорила, что в такие моменты я будто отдаляюсь от своего тела и нахожусь лишь там, куда направлено мое внимание. Ее пугала такая моя способность, потому я редко ею пользовалась, да и не хотелось подслушивать чужие разговоры. Сейчас же другая ситуация, у меня попросту нет выбора. Я хочу либо выбраться, если представиться такая возможность, либо умереть пытаясь.
Аякс говорил, что я слабая? Возможно, особенно сейчас, когда всегда помогающих линз нет, но все-таки природа или в моем случае технологии позаботились о нас, лишенные зрения мы слышим в разы лучше, чем другие кроксы, как и осязаем. Все органы чувств обострены. Это позволяет двигаться, выполнять каждодневные дела, потому что у каждого предмета есть свой фон. Все предметы, живые существа фонят, и пусть для нас это похоже на мутное неясное пятно, несложно понять, что впереди преграда. Мы не слепые беспомощные зверьки, у нас есть преимущество, но для рабыни это отрицательное качество, ведь все воспринимается в разы острее, больнее, жестче. Если косметические процедуры чуть не лишили меня сознания, то наказание может и вовсе — жизни.
Прислушиваюсь в звуки, отдаляясь от своего тела и улавливаю гул двигателя, вытяжек, чьи-то голоса. Сначала не думаю подслушать, привыкшая так делать дома, не лезть в чужие дела, но вовремя вспомнив, что не дома, останавливаюсь, вслушиваюсь в речь говорящих. Разбираю голос Аякса и незнакомые, чужие, но все мужские.
— Торговля в этот раз будет интересной, — восторженно кто-то заявляет.
— Почему? — удивляется собеседник.
— Прилетает самый жестокий хозяин, говорят, что он своих рабынь истязает так, что никого не узнать. Шоу уродов, с которым он, кстати и путешествует.
— Зачем? — вмешивается Аякс в разговор.
— Аякс, я откуда знаю? — злится в ответ говорящий. — Может, ему нравится резать по коже и оставлять свои следы, — усмехается. — Вот ты бы хотел свою рабыню изрезать и потом смотреть, как она кровоточит? — Задает вопрос, от которого мое тело наверняка бледнеет, я даже чувствую, как нервная дрожь отвлекает от разговора.
