— А нужно ли было так поступать? — капризно спросила она, водя белоснежным пальчиком по щеке Короля, обрисовывая его чувственные губы. — Что за вред тебе от безумной?
— Моя жена, — прорычал Король сквозь сжатые зубы, дрожа от злости, — не может быть юродивой и безумной! Никто не посмеет смеяться надо мной и моей женой у меня за спиной!
— Отчего нет? — Бьянка пожала плечами. — Я даже не ревную тебя к ней. Бессловесное существо; взял бы ее. И она тихо жила бы себе во дворце.
Король раздраженно фыркнул, нервно дернув плечом.
— Я не мог бы себя заставить притронуться к ней, — проворчал он.
— А зачем к ней притрагиваться? — ворковала Бьянка, запуская глубже свои белоснежные пальчики в его черную шевелюру, поглаживая его голову, отчего Король расслаблялся, прикрывал злые светлые глаза и стихал, туша гнев, раздирающий его грудь. — Зачем притрагиваться? Кому она может пожаловаться, что муж ее обходит стороной, и что постель ее пуста и холодна? Да и станет ли она жаловаться — она даже понять не сможет, что не нужна тебе. Она же… пуста. В ее разуме нет человека. Ее вообще почти что нет. Тебе предложили магический сосуд — вот и используй его по назначению.
— А наследники? — насмешливо произнес Король, бросив ироничный взгляд из-под ресниц на красавицу Бьянку.
— Ну-у, — протянула неопределенно она, изо всех сил стараясь придать себе вид расслабленный, задумчивый и беззаботный, но Король услышал, как участилось ее дыхание, как забилось сердце под шелками, кружевами и жемчугом, как дрогнул голос, в котором прорезалась хищная и жадная нотка. — Детей тебе могла бы родить я. А ты просто сказал бы всем, что их мать — Королева. Но так как она не в себе, то я бы стала их молочной матерью…
Эта тонкая, подлая хитрость насмешила Короля, он зафыркал, снова глянув на свою любовницу — на сей раз насмешливо, почти с презрением.
— Белых Воронят выдать за королевских наследников? — ответил он жестоко, наблюдая, как белоснежное личико Бьянки наливается румянцем мучительного стыда.
— Чем тебе Белые Воронята плохи? — прошипела она, отпрянув от своего любовника словно ожегшись. В ее светлых глазах промелькнула такая обида, что Король невольно усмехнулся. Он знал цену эфемерной невинности, каковой Бьянка отгораживалась от целого света. И ее алчное, одержимое желание во что бы то ни стало вскарабкаться на трон и усесться там как можно прочнее, он тоже знал; чувствовал.
— Они плохи тем, — с мстительной злостью произнес Король, отстраняя ласкающие его белоснежные нежные ручки, — что незаконнорожденные. И белые; кто поверит, что у черного Короля родятся белые дети?
