— Ты совсем тронулся, старая развалина. — Райнеро вскочил, развернулся, оказываясь лицом к лицу с сумасшедшим. Напрасное беспокойство, его собственный разум стал обнажённым отточенным лезвием. — Я — твоя кровь, я — Рекенья!
— Не лги перед ними! — взревел Франциско, выпячивая грудь то ли на сына, от которого отрекался, то ли на снулых святых, топтавшихся на боковых досках триптиха.
Райнеро извлёк кинжал, обтянутая кожей рукоять привычно прильнула к ладони, волнистое лезвие бликовало, предвкушая скорую кровь.
— Тебе ничто не свято, — король скорее оскорбился, чем ужаснулся.
Райнеро раскрыл ладонь. Надрез был умелым и в первые секунды безболезненным.
— Я — Рекенья! Во мне — твоя кровь, королей кровь, слышишь? Я не перестал быть тебе сыном только оттого, что ты спятил!
— Твоя мать исповедалась. — Король Франциско надвинулся на него, и Райнеро встряхнул рукой перед перекошенной рожей. Кровь попала королю на лоб, почти под волосы, но тот вряд ли почувствовал. — Перед смертью не солгать. Даже таким, как Яльте!
— Король тут здрав. — Морено, чтоб её! — Перед смертью не солгать, а вы родились… недоношенным.
Райнеро опустил руку с кинжалом, рукоять уходила из хватки пальцев, и он хватал её снова и снова. В груди ударяла и разбивалась ледяная волна, окатывая ещё одну рану, просачиваясь в неё и затвердевая там льдом. Нет, нет, нет, нет, нет! — хотел кричать он и молчал. Пасть на колени, отдаться горю — и предать мать в её смерти больше, чем предал при жизни? Ну нет. Нет. В бой, «бастард».
Он заткнул за пояс кинжал. Потёр шею, крутанул головой. Вдохнул и выдохнул.
— А пусть и так! Но я тебе нужен! — голос Райнеро сорвался на рык. — Я сражался вместе с Куэрво. Я проучил лазутчиков. Я бы сделал ещё больше. Я знаю, к чему вести Эскарлоту! Я такой же Рекенья, и… Я! Тебе! Нужен!
— Ты был нашим сыном двадцать два года, и мы оставляем тебе жизнь. — Минутой ранее король рвал и метал, теперь поник. — Но ты немедленно покинешь Эскарлоту и не станешь помышлять о возвращении.
— Франциско! — вскрик Розамунды Морено отдался в ушах звоном лопнувших струн. — Ты не смеешь щадить его! Ты знаешь, что он такое! Сначала он ославит твоё имя на весь Полукруг, затем сорвёт корону с твоей головы, размозжённой о камень этого алтаря! Твоё милосердие — глупость, вели схватить его или убей немедля!
— Знай своё место, женщина! — прогремел Франциско Рекенья, безошибочно поворачиваясь к тени у узкого окна.
— Оно на смятых простынях, под каждым мужчиной Рекенья, — хохотнул Райнеро. Развернулся к выходу, прибавил шаг. В притворе он ощупью отыскал ножны, надел, чертыхаясь, и тут правый бок ушибло сгустком темноты. Принц нащупал его, когда тот запищал от страха.
