, явление привычное для населения, но все же вряд ли проходившее без конфликтов как с самими данниками, так и с общиной и с другими такими же собирателями дани в пограничных зонах (где интересы тех и других сталкивались). Это, видимо, и нашло отражение в лаконической фразе летописца «всташа сами на ся».
Существовали ли в середине IX в. варяжские пункты по сбору дани, или они появились лишь при Олеге? Здесь важен вопрос о скандинавских захоронениях на Руси, и прежде всего, как я уже предполагал, о погребениях скандинавских женщин[470]. Древнейшие следы скандинавской культуры мы находим уже в горизонте Е-3 Старой Ладоги (конец VIII — начало IX в.[471]), и далее по пути на Волгу — в Тимиревском комплексе под Ярославлем[472], также по пути на юг — близ Торопца и в гнездовском Смоленске, где обнаружено более всего скандинавских вещей на Руси. В остальных пунктах Руси (Чернигове, Киеве, на Оке и Десне) они появляются не ранее X в.[473] Скандинавские женские захоронения известны в Ярославском Поволжье, в юго-восточном Приладожье, близ Старой Ладоги, в Гнездове. Ясно, что жен варяжские купцы за море не возили. Это не были и купеческие наложницы, как полагает Д.А. Авдусин[474]: Гнездово — самая южная точка погребений скандинавок[475], и невероятно, чтобы наложниц возили не далее этого пункта. Г. Арбман предполагал, что в юго-восточном Приладожье мы имеем дело с мирной крестьянской колонизацией шведов[476], но и это кажется мало вероятным, так как подобные захоронения, как сказано, встречаются и в других, отнюдь не «крестьянских» местах (например, гнездовский Смоленск). Тонкий и осторожный исследователь Г.Ф. Корзухина напомнила, что в «восточной части северной Прибалтики на финнских и балтийских землях отдельные группы норманнов появились еще в вендельское (довикингское) время, — и заключала, — что, видимо, и Южное Приладожье в этом отношении не было исключением». Однако, «что привело норманнов в Ладогу в VIII в. и кто они были по своему социальному облику», она полагала решать еще рано[477]. Мужские и женские погребения скандинавов в урочище Плакун под Ладогой она трактовала как «могилы выходцев из Скандинавии, живших здесь постоянно и даже с семьями»[478]. Но что делали эти семьи в нашей стране, исследовательница не решила. Вместе с тем, как я уже указывал[479], норманнские погребения мужчин и женщин концентрируются в основном в трех землях: в Приладожье, в Ярославском Поволжье и в районе Гнездова — первоначального Смоленска, т. е. в области обитания словен, кривичей и мери, где, по летописи, как раз и собиралась варяжская дань. Отсюда вероятно предположение, что скандинавские семьи жили на Руси только в северных районах потому, что там собиралась скандинавская дань, что это были семьи групп чиновников, заведовавших поступлением дани с окрестных племен
