Женщина в Красном кивнула, вновь беря Бажена под руку.
— И раз ты говоришь, что мои сны — фальшивка, разве твои чем-то лучше? — ухмыльнулся Бажен. — Верни меня обратно, колдунья. Твой сон красив, но мне нужна Олафа, а не все эти призраки.
— Призраки… — прошептала Хельга. О да, они и есть призраки. Бездушные куклы, театральные маски, которых она когда-то придумала и которые живут только в её мыслях. Не люди, хоть и выглядят ими.
Чем её мир лучше того, что придумал княжич? Только тем, что в него проще поверить?
Кто-то коснулся плеча сновидицы, и Хельга увидела тонкие бледные пальцы навьи. Девушка шагнула вперед, улыбаясь из-под карнавальной личины.
— Кто это? — сощурился Бажен. — Ещё одна твоя фантазия?
— Нет. Твоя.
Навья медленно сняла маску, обнажая бледное, неживое лицо Олафы.
— Любимый, — пропела она. Бажен в ужасе отшатнулся.
— Не… — прошептал княжич. — Это не она! Не она!
— Лю-би-мый, — повторила навья.
— Как тебе твой мир, Бажен Керастович? — злорадно спросила Хельга. Кукольная Олафа шагнула к юноше, и тот закрылся руками. — Теперь-то ты видишь?
Женщина в Белом истаяла облачком пара.
Женщина в Красном растеклась кровавой лужей.
Обступившие их люди один за другим снимали маски, а Бажен всё озирался, тщетно пытаясь уйти от безликих образов, что наседали на него. Хельга веселилась. Её сон растворялся, исчезал, вновь перетекая в сон княжича. Дома медленно вырастали и синели, превращаясь в небесный купол, звёзды слипались вместе, сияя всё ярче и ярче. А княжич упал на колени, глядя на безжизненную Олафу и всё кричал без конца:
— Ненавижу! Ненавижу!
* * *
Хельга проснулась, когда уже совсем рассвело. Княжича на лавке больше не было, только Аркуд сидел, сложив руки на груди, будто ждал чего. Заметив, что северянка открыла глаза, он молча поднялся и вышел за дверь.
Угрюмый слуга вернул ей плащ с котомкой и жестом велел идти за ним. Всё так же без единого слова Хельга повиновалась. Застегнула дублет, накинула плащ. Что ж, работа сделана. Пора уходить.
Её ждали в той же комнате, что и вчера, только резное кресло правителя теперь было пустым. По правую руку стоял мрачный Аркуд, по левую — Науз. На его губах играла усмешка.
— Доброе утро, колдунья, — теург слегка наклонил голову. Для него, наверное, и эти простые слова — всё равно что через себя переступить. — Князь не хочет с тобой говорить. Бажен, полагаю, тоже.
— Понимаю, — Хельга не удивилась.
— Кераст хотел тебя на шибеницу отправить за то, что ты изувечила наследника. Мы с Аркудом едва удержали его. Он-то думал, что Бажен всего лишь разучится писать свои дурацкие стихи, да только теперь княжич сам как навья, только и умеет что приказы исполнять. Скажи, колдунья, приятно ли это — лечить людей, вырезая у них способность творить?
