А тут только шкафы с книгами и поразительная чистота. Еще и светло, как днем.
И возмутительно обычные светло-кремовые обои и темно-синие шторы на окнах.
— Насмотрелись, адептка Миэлис? — ехидно спрашиваешь ты.
Угрюмо киваю и наконец перевожу взгляд на тебя.
Сердце пропускает удар.
Я таким тебя ещё не видела… Как обычно, весь в черном, но… Костюм другой, не форменный, принятый в академии для преподавательского состава. Менее строгий, но в остальном… Обтягивающие штаны. Обнимающий плечи и ласкающий грудь тонкий сюртук. Незастегнутый. Под ним, вопреки обыкновению, рубашка не со строгим воротом, а со шнуровкой, по-домашнему слегка распущенной… Вид одновременно строгий и расслабленный.
О боги, помогите мне пережить этот вечер!
С усилием отвожу взгляд, сообразив, что и без того пялилась на тебя неприлично долго.
— Тогда шаг вперед сделайте и наконец закройте за собой дверь, будьте любезны, — ядовитая просьба высказана низким, бархатистым голосом, от которого у меня по спине бегут мурашки.
Ничего другого мне и не остается.
Дверь захлопывается, и я чувствую себя маленьким котенком, запертым в комнате с огромным волкодавом.
— Располагайтесь, — приглашают меня, делая широкий жест в сторону огромного стола с тяжелой крышкой. Ну, прямо скажем, стол у тебя такой, что за ним бы и шестеро уместились… и… почему два кресла, одно напротив другого, по разные стороны столешницы?!
Мы ведь не будем за одним столом сидеть?! Я же тогда ни слова не напишу… и уж тем более не запомню!
— А… я…
Даже не знаю, как внятно сформулировать то, что меня не устраивает!
— Адептка, хватит мямлить, скажите уже четко! — резко бросаешь ты.
Почему-то это действует.
— Простите, а вы здесь же работать будете?
Изогнутая бровь. Ага, понимаю, как это со стороны прозвучало…
— Вы считаете, у меня два кабинета? Или мне писанину адептов (по большей части бездарную) в спальне проверять прикажете? Уж простите, но там я привык отдыхать, а не работать.
При слове «спальня» у меня начинают неудержимо краснеть уши, и я с ужасом жду комментариев на эту тему…
Но не слышу ни одного.
— Садитесь уже, — тихо приказываешь ты, и я наконец подчиняюсь.
Нерешительно опускаюсь на краешек кресла, вздрагиваю, как от окрика, когда ты говоришь раздраженно:
— Адептка, вы писать собираетесь? Тетрадь где? Перья?
Подскакиваю, едва не роняя кое-как умощенный на коленках сверток. Разворачиваю бумажный пакет (шуршание кажется громовым, такое чувство, что оно должно тебя раздражать не меньше, чем моя персона), достаю из него две тетради — одна для собственно лекций, вторая для тренировочных расчетов и заучивания формул, скоро новую надо будет заводить, эх…
