Но всё, что совершалось в Храме Иерусалимском было лишь прообразами, нашедшими свое исполнение во Христе Иисусе — единственной истинной Жертве за грехи мира. Величие и святость бескровной жертвы Евхаристии, то есть пресуществления хлеба и вина в истинные Тело и Кровь Христовы с последующим Таинством Причащения верующих неизбежно должны были с самых ранних апостольских времен возбуждать в христианах — иудеях стремление, тяготение в тому, чтобы это великое Таинство теснейшего Богообщения совершалось в подобающей обстановке, подобной, схожей (пусть и не во всём) с обстановкой, устройством Храма Иерусалимского. А когда началась (очень скоро!) проповедь Евангелия среди язычников, и множество их в Эллинской среде Греции, Малой Азии, Италии стали принимать христианство, то в сознании этих христиан и подавно служению Богу связывалось с представлением об особых храмах с особым благолепием и подобающей символикой.
Но дело совсем не только в психологических стереотипах мышления иудеев и язычников (хотя и эти стереотипы имели важное значение и были отнюдь не случайны! Внутренние, духовные святость, великость, премирность, вселенская значимость Таинства Евхаристии настойчиво требовали подобающего внешнего, вещественного выражения. Определенный недвусмысленный "намёк" на это содержался уже в том, что Сам Христос благоволил совершить впервые это Таинство не где попало и не когда попало, а в праздничный день, в празднично оформленной горнице. Отсюда тяготение первых христиан прежде всего к тому, чтобы отделить литургическое помещение от жилого дома, соделать местом особым, святым. Это и происходит очень скоро, уже в I-м веке по Р. Х. и ярче всего — в случаях с использованием отдельное стоящих в усадьбах базилик. Они уже сами по себе, как таковые, являются помещениями "большими", готовыми, празднично устроенными.
С началом последовательных гонений на христианство праздник Богообщения в Евхаристии перемещается под землю, и здесь мы уже отчетливо видим отделение алтаря от остального пространства храма, а также — притвора в задней части храма. Здесь должен был произойти (и произошел!) синтез подземелья, схожего с пещерами Вифлеема и Гроба Господня, и празднично оформленного Храма, схожего с храмом Иерусалимским.
Так в самые раннехристианские времена в вещественном устройстве храмов естественно и органично исповедуются земное, человеческое состояние Иисуса Христа (кенозис Божества) и Его Божественная слава как Царя Mipa, имеющего даровать верным красоту вечного Царства Небесного "Иерусалима нового". Это глубоко соответствует логике истины о Боговоплощении, о соединении в единой Личности Иисуса Христа Божественной природы и природы человеческой с целью обожения этой последней.
