Старикъ накинулъ халатъ, вдѣлъ ноги въ туфли и сталъ бродитъ по спальнѣ, внимательно оглядывая углы и открывая дверцы шкаповъ, чтобы убѣдиться, нѣтъ ли кого-либо внутри. Однако, какъ въ спальнѣ, такъ и въ кабинетѣ, все было въ порядкѣ.
— Николай Ивановичъ, вы спите? — выйдя въ коридоръ и осторожно постучавъ въ дверь секретаря, спросилъ Вольскій.
— Это вы, Павелъ Андреевичъ? — Суриковъ открылъ дверь. — Я еще не раздѣвался.
— Пойдемте ко мнѣ.
— Слушаю.
Они оба вошли въ спальню. Вольскій предложилъ Сурикову кресло, самъ тоже сѣлъ, закурилъ сигару.
— Прежде всего, скажите откровенно, Николай Ивановичъ, — грустно усмѣхнувшись, сказалъ онъ. — Вы можете по чистой совѣсти утверждать, что я за обѣдомъ выпилъ чрезмѣрное количество шампанскаго?
— Нѣтъ… Ни въ коемъ случаѣ, Павелъ Андреевичъ. Два бокала никто въ мірѣ не можетъ считать чрезмѣрнымъ количествомъ.
Положимъ, я выпилъ не два, а три, но число три тоже не такъ велико. Ну, а теперь, дорогой мой, скажите: считаете ли вы меня человѣкомъ годнымъ для соприкосновенія съ потустороннимъ таинственнымъ міромъ?
— Гм… — промычалъ Суриковъ, бросая тревожный взглядъ на шефа. — Конечно, я не вполнѣ понимаю… Но если угодно… Вы, разумѣется, не подходите для этого дѣла.
— Такъ, такъ. Навѣрно, финансовый Лондонъ, который меня знаетъ, отвѣтилъ бы такъ же, какъ вы. Ну, а что вы теперь скажете, дорогой мой, если я сообщу вамъ, что пять минутъ назадъ здѣсь, въ этой комнатѣ, лежа вотъ на этой кровати, я ясно услышалъ возлѣ себя стукъ дамскихъ туфель и нѣсколько вздоховъ, явно принадлежавшихъ женщинѣ?
— Женщинѣ? Странно. Вблизи вашей спальни нѣтъ никакихъ женщинъ. Смѣю увѣрить.
— Вотъ это именно и печально, что нѣтъ, а я слышалъ. Погодите. Кто-то, кажется, ходитъ по коридору. Посмотрите, кто тамъ.
Суриковъ выглянулъ.
— Ольга Петровна идетъ.
— Павелъ, къ тебѣ можно? — стоя у дверей съ зажженной свѣчей въ рукѣ, сердито спросила Горева.
— Пожалуйста. А въ чемъ дѣло? Почему ты со свѣчей?
— Очень просто. Ходить въ потемкахъ, по-моему, совершенно безполезный спортъ. Особенно въ моемъ возрастѣ. А найти на этой ужасной лѣстницѣ выключатель нѣтъ никакой возможности.
Она рѣшительнымъ движеніемъ руки поставила свѣчу на столъ и сухо продолжала:
— Я бы, конечно, не безпокоила ночью тебя, Павелъ, если бы тотъ вопросъ, который меня интересуетъ, можно было рѣшить безъ чужой помощи. Но, во-первыхъ, я совершенно безсильна бороться, а, во-вторыхъ, я слишкомъ цѣню свой покой, чтобы щекотать нервы. Когда ты предлагалъ мнѣ ѣхать сюда, ты отлично обрисовалъ красоты природы, свойство климата и дѣйствіе воздуха. Но ты не сказалъ мнѣ ничего про отрицательныя стороны савойскаго отдыха.
